Командир 289-го полка Н. К. Ефременко доложил, что в Солнечногорске находится генерал Ревякин и подчиняет себе все подходящие к городу части, а дальше двигаться не разрешает. Сам генерал с какими-то офицерами расположился в помещении почты.
Я знал В. А. Ревякина еще до войны, когда он был комендантом Москвы. Мы не раз встречались, особенно в дни подготовки к парадам, в которых регулярно участвовала наша Пролетарская дивизия. На этот раз он был особенно обрадован встрече со мной.
Командующий фронтом приказал ему организовать оборону Солнечногорска силами двух батальонов укрепленного района и артиллерии. Ревякин просил помочь организовать противотанковую оборону.
Странные дела происходили на некоторых участках фронта! Ведь В. А. Ревякин знал, что я являюсь командующим артиллерией армии и у меня своих забот полон рот. И тем не менее он считал, что я должен был бросить дела первостепенной важности, прекратить выполнение приказа своего командующего и заняться другим делом.
Пришлось разочаровать его. Я доложил, что тороплюсь в Клин, где меня ждет мой командарм К. К. Рокоссовский. Ответ командующего обороной Солнечногорска чрезвычайно удивил меня. Ревякин сказал, что Клин уже занят противником и Рокоссовского там нет.
Не доверять Ревякину не было оснований, и меня охватила тревога за судьбу Рокоссовского и Лобачева. Я терялся в догадках относительно их местопребывания и решил пока дальше не ехать, а заняться организацией противотанковой обороны Солнечногорска. По моему мнению, это было в интересах нашей армии, которая действовала в той же
полосе. Не теряя дорогого времени, срочно созвал командиров артиллерийских полков, поставил им боевые задачи. Сроки установил жесткие: не более двух часов на рекогносцировку, развертывание и приведение полков в полную боевую готовность на новых рубежах.
За эти два часа я решил получше разобраться в обстановке. В городе оказалось много госпиталей, переполненных ранеными. Какие-то старшие санитарные начальники стремились быстрее эвакуировать их поглубже в тыл
По улицам сплошным потоком двигались машины, военные повозки и крестьянские телеги, переполненные ранеными. Сплошного фронта севернее и западнее Солнечногорска не было. Мы не слышали ни одного выстрела. Ревякин считал, что противник находится в 2030 километрах и сможет подойти к городу не ранее, чем завтра утром.
Тем временем сопровождавший меня офицер штаба артиллерии армии майор Виленский занялся хозяйственными делами. Кстати, я обратил внимание на то, что С. Ф. Немиров в книгах о войне действующие лица почти никогда не едят, и иной раз складывается впечатление, что они вообще живут «святым духом». А ведь мы существа земные, и ничто земное нам не чуждо. И на войне нужно питаться. Но у офицеров и генералов, выполнявших оперативные задания, регулярность питания, конечно, часто нарушалась.
Так получилось и с нами в Солнечногорске. Последний раз я, Виленский и шофер Курбатов ели накануне вечером. Виленский почувствовал голод и шепнул командиру 289-го полка Ефременко, что мы со вчерашнего дня ничего не ели. Этого было достаточно, чтобы хлебосольный хозяин начал действовать. Было немногим больше 12 часов, когда он явился ко мне и предложил позавтракать в тылах полка, разместившихся в небольшой деревеньке в двух километрах от города. Там нас пригласили в чистенькую хатку, и мы, не раздеваясь, уселись за стол. Нас оказалось четверо: я с Виленским, Ефременко и комиссар полка С. Ф. Немиров.
Подъехать к домику было трудно, и шофер Курбатов отказался оставить машину без присмотра на дороге. Ему принесли поесть в машину.
Завтрак продолжался не более 2030 минут. Я уже подумал, что успею Побриться. В последние три дня на эту процедуру не хватало времени, и я изрядно зарос жесткой щетиной. Но побриться не удалось. Где-то недалеко послышался треск автоматных очередей и ружейных выстрелов. Немиров, ближе всех сидевший к выходу, выскочил на крыльцо, но почти сразу же вбежал обратно. На его лице застыло выражение не то тревоги, не то удивления, а может быть, и того и другого. Он прокричал неестественно громко, словно все мы были глухие:
По огородам идут немецкие автоматчики!
Смысл такого неожиданного сообщения не сразу дошел до сознания. Нам казалось это совершенно невероятным. Но достаточно было посмотреть в маленькое оконце, чтобы рассеялись всякие сомнения. Вражеские автоматчики были уже совсем близко. Продвигались они медленно, воровато, осматривались и, уперев в животы свои лейки-автоматы, поливали свинцовым дождем впереди лежащую местность.
Кроме нас, в деревне уже никого не осталось. В 1941 году на фронте случалось и такое!
Мешкать было нельзя. Прячась за хатами и сараями, мы по огородам и садам пробрались к моей машине. Курбатов был наготове. Он даже не стал дожидаться, когда мы рассядемся. Машина рванулась вперед с открытыми качающимися дверцами. Каждая потерянная секунда могла стать для нас роковой. Пули угрожающе посвистывали уже совсем близко.
Автомашина благополучно выбралась на Ленинградское шоссе, и мы попали в деревню Пешки, в 68 километрах южнее Солнечногорска. К этому времени противник почти без боя овладел городом, но дальше не пошел. Думаю, что у него не было достаточных сил продолжать наступление, да и разведка его, пожалуй, знала далеко не все, что у нас делалось на этом участке. А дела наши были, прямо скажем, плохи. Южнее города наших войск почти не было.