Инспектор строевой и стрелковой подготовки Учебного отряда КБФ Андрей Трофимович Ворожилов много лет жил в Кронштадте. Он любил этот город-крепость с его певучими морскими горнами, с пушкой, стреляющей в полдень, любил наполненные звонкими молодыми голосами казармы Учебного отряда. Здесь, в Электроминной, Машинной школах, в школах оружия и связи, обучались его питомцы. Воспитатель молодых моряков знал, что они зовут его между собой «Батя». Да и в самом деле они были для полковника как родные сыны.
Сегодня Учебный отряд выглядел необычно. Словно вернулось время восемнадцатого, девятнадцатого незабываемых годов, огневых речей, митингов, после которых братва с кораблей сразу отправлялась на фронт.
Как и тогда, из Кронштадта и Ленинграда уходили на сухопутный фронт моряки. Цвет балтийской юности свыше семидесяти тысяч краснофлотцев с кораблей, фортов, из военно-морских училищ, школ Учебного отряда. Стойко сражались они под Нарвой, Кингисеппом, Лугой. Бились на рубежах Котлы Копорье Красное Село Урицк Пулково. Андрею Трофимовичу Ворожилову и самому хотелось быть в их рядах.
Учебный отряд жил по давно заведенному распорядку.
Утреннее солнце ударяло в высокие окна казарм. В 7.00 по горну и пронзительной трели боцманских дудок матросы вскакивали, заправляли койки, умывались. И сразу же бросались к репродуктору. «От Советского Информбюро» Слушали сводки, вести с фронта. Расходились хмурые, услышав уже привычное: «После упорных боев наши войска»
Опять отходят
В эти дни в Электроминной школе, носившей имя героя-матроса Анатолия Железнякова, в Школе оружия, названной именем первого военного комиссара Балтийского флота Ивана Сладкова, и в других школах Учебного отряда командование получало от матросов и преподавателей сотни рапортов: «Пошлите на фронт», «Прошу отправить на передовую».
Командир Учебного отряда Владимир Нестерович Лежава, военком Андрей Федорович Петрухин читали эти листки, прекрасно понимая настроение моряков. Любой из командиров сегодня же сам с радостью пошел бы на фронт.
Митинг как бы разрядил чувства, накопившиеся в сердцах многих.
Как гудел просторный, вымощенный булыжником двор под ударами матросских каблуков!
Под знамя смирно!
Это зычный голос любимца краснофлотцев лейтенанта Александра Петровича Зорина. Никто, кажется, в Учебном отряде не умел подать команду лучше. Тысячи моряков замерли в строю Выносят знамя. Алое, оно плывет вдоль рядов, шелковым краешком касаясь взволнованных, разгоряченных лиц. Словно ветер пронесся с моря или с огненных полей войны. Где бы ты ни был, моряк, куда бы ни занесла тебя судьбина, в самые лютые часы испытаний, всюду ты будешь чувствовать этот трепет, ощущать, как незримо осеняет тебя священное боевое знамя.
Слово предоставляется военкому Учебного отряда Андрею Федоровичу Петрухину. У него доброе лицо, сильные руки мастерового. Моряки знают: Петрухин вырос в шахтерской семье, в комсомол вступил в год его основания. Говорит, словно размышляет вслух, медленно, выбирая самые нужные, правдивые слова.
Еще недавно, товарищи, вы знали войну только по кинокартинам «Чапаев», «Мы из Кронштадта». Теперь война ворвалась к нам на родину страшная, кровопролитная. Есть среди вас белорусы и украинцы из сел и городов, где бесчинствует враг. У стен Ленинграда вы сражаетесь и за ваши родные места. У меня лежат ваши рапорты с просьбой послать на фронт. И я думаю, что скоро исполнится ваше желание. Я буду вместе с вами. Поклянемся же друг другу, нашим матерям и отцам стоять до конца! Умрем, но не сдадим город Ленина!
Угрожающий гул моторов прервал речь военкома. Над Кронштадтом тоскливо и протяжно завыли
«Ждите, ждите» Сколько можно ждать?!
Время обхода кончается, пора возвращаться в казармы.
Друзья отдают рапорт дежурному, ставят винтовки в пирамиду. В кубрике, разметавшись на конках, спят краснофлотцы. Тяжкие сны видят они в эти ночи.
Коля, не спишь? шепчет Шитиков лежащему рядом Вьюнову.
Не сплю. Заснешь тут!
Завтра пойду к самому Бате. Пусть скажет, отпустит ли на фронт Не могу я так больше! Балтиец я или кто?
Балтиец, добродушно отвечает Вьюнов. Только полковник сам знает, где нам лучше быть. Вчера политрук меня вызывал. Спрашивал: «На финской воевал?» «Воевал», говорю. «В десант на Гогланд ходил?» «Ходил», говорю.
К чему это он? оживился Шитиков.
Не сказал. Зачем-то ему надо. Вьюнов протянул мечтательно: Гогланд Гогланд Ледяная вода, винтовочный огонь, мы мокрые, как черти, а все ж здорово!..
Послышались шаги дежурного. Разговор смолк. Но Федоров это был он заметил говоривших. Подошел, присел на край кровати:
Не снится?
Не спится, товарищ командир.
Да, многим теперь но до сна. Испортили нам сон фашисты.
Послали бы на фронт, мы бы им такую побудку сыграли, проснуться не успели бы
Шитиков и Вьюнов не знали, что скоро Вадим Федоров поведет в бой десантную роту, в которой будут и они, мечтавшие о схватке с врагами в эту бессонную кронштадтскую ночь.