Неуютно, не спится фашистам в захваченном ими Петергофе. Днем и ночью видят они перед собою грозный, пышущий пламенем Кронштадт.
В одном из флигелей бывших царских конюшен расположился штаб немецкой 1-й пехотной дивизии. Здесь, сравнительно далеко от берега, у края каменной, старой, идущей от самого моря стены, за которой начинался парк Александрия, гитлеровцы чувствовали себя в относительной безопасности. Штаб размещался в подвале, куда тянулись серые и красные нити телефонных проводов. Телеграфисты, шифровальщики принимали и передавали приказы, донесения.
Поздно вечером 4 октября только что вернувшийся из расположения своих войск командир 1-й пехотной дивизии генерал-майор Клеффель занялся просмотром бумаг. На столе лежал небольшой белый листок с набранным готическим шрифтом названием солдатской газеты, с черным тевтонским орлом, державшим в когтях окаймленную кружком свастику.
«Солдаты фюрера! Вы слышите последние вздохи окруженного Ленинграда. Скоро вы вступите в этот богатый город. Ничто не может его спасти. Еще усилие и армии группы «Север» отпразднуют победу»
Завтра эти газеты раздадут солдатам.
Клеффель прислушался. Кронштадт не стрелял. Может быть, хоть в эту ночь удастся спокойно поспать.
При несомненном превосходстве своих сил фашистские дивизии несли на этих илистых, болотистых берегах значительные потерн.
Сроки, назначенные Гитлером для захвата Ленинграда, давно уже истекли, а немцы все еще топтались в лощинах у свинцовых, угрюмых вод Финского залива, у серо-красных, напоминавших крепостные, заводских стен огромного, ненавистного им города.
Город Октября поражал их своей таинственной, почти мистической силой сопротивления.
И среди слов, внушавших гитлеровцам особенный страх, наравне со словами «комиссар», «большевик» было грозное «матрос»!
Старики, бюргеры на покое, рассказывали внукам, волчатам из «гитлерюгенд», о схватках с красными моряками во время немецкой оккупации 1918 года. Они помнили русских матросов на бронепоездах в степях Таврии, помнили моряков Черноморского флота, которые предпочли утопить свои боевые суда, нежели сдать их врагу. Представление о революционных русских матросах сочеталось для немцев с воспоминаниями о красных немецких матросах, восставших в Киле, о моряках, шедших за Тельманом на баррикады Гамбурга.
Старинные стенные часы, доставленные расторопным адъютантом из какого-то разграбленного дома, гулко пробили четыре удара. В этот час катера с кронштадтским десантом уже подходили к петергофской пристани. На катерах первой, согласно плану, шла флотская разведка.
Катер с группой разведчиков, которую возглавлял Иван Круташев, приближался к берегу. Моряки теснились в кубрике. Стоявший на борту краснофлотец делал промеры глубины лотом. Когда вместо лота в руках проверяющего оказался шест, разведчики один за другим появились наверху.
Давай, ребята! Моря по колено!
Отставить разговоры. Докладывать глубину, строго оборвал Круташев. Через несколько минут он тихо приказал: Приготовиться к высадке!
Высаживались быстро. Прыгали, не чувствуя обжигающего холода, по пояс, по грудь в воде.
Берег молчал. Ни выстрела, ни ракеты. Держа наготове винтовки и гранаты, моряки, ускоряя шаг, цепляясь за скрытые под водой валуны, раздвигая камыши, падая, упорно продвигались вперед.
Павел Добрынин ступил на песок. Через несколько секунд рядом с ним появились Николай Применко и Иван Круташев.
Вдруг ослепительный луч прожектора, вырвавшийся откуда-то сверху, полоснул по берегу и медленно пошел вправо от них. Моряки прижались к земле. В это время второй катер с разведчиками ткнулся в песчаную отмель. Василий Веселовский со своей группой уже был в воде, на подходе к самой кромке берега. Он шел, крепко прижимая к себе ручной пулемет. Стучало в висках, сердце
колотилось так сильно, что, казалось, окружающие слышат его стук. Глаза, привыкшие к мраку, видели лежавших за валунами товарищей. Веселовский различал белые полоски на их бушлатах. Неуклюже шагая по воде, он спешил к ним.
Где-то в городе, над Большим дворцом, взлетали и быстро гасли в небе осветительные ракеты.
Десантники кинулись к проволоке. Орудуя ножницами, рвали ее, проделывая ходы для идущих вслед. Враги были застигнуты врасплох.
В первые же минуты боя моряки смяли передовое вражеское охранение, уничтожили гранатами пулеметные гнезда. А к берегу подходили, сбавляя обороты моторов, другие катера, таща на буксире шлюпки с моряками.
Внезапно Нижний парк залило светом ракет. С вышки у пирса по десантникам застрочили пулеметы. Шрапнелью ударили орудия. Это враг после короткого замешательства понял: в Нижний парк ворвались матросы.
Рота старшего лейтенанта Александра Зорина уже на берегу.
За мной, братва! звал Зорин товарищей.
Непрестанно били фашистские автоматы.
Павел Добрынин почувствовал боль в виске. Его задело пулей. По щеке текла кровь. Через минуту он уже не помнил о боли, шел вперед.
Пробивая дорогу десанту, разведчики роты Зорина приняли первый бой.
В пепельно-черной пелене, поставленной дымзавесчиками, к берегу подходил катер, на котором шел Ворожилов.