Да, я хотела, чтобы ты приревновал меня. А то ты ходишь, такой, как будто тебе всё равно с кем я. Ну
Ни фига себе, всё равно вскипел я мысленно. Да я ведь рвал и метал!
Мне было совсем не всё равно! Я даже хотел этому Валерке лицо начистить.
Вот и начистил бы! сказала она тихо.
В смысле Да ты бы
меня потом сожрала! Я же видел, что у тебя на лице написано: «только тронь».
Ты ему, кстати, руку сломал. Правда я потом только узнала. После танцев. Когда она у него распухла. Две косточки крайние лопнули.
Я знаю, что сломал, буркнул я. Что ж я не чувствую, как кости трещат под моими пальцами?
Я почему к тебе тогда и прибежала, что поняла, что ты ему за меня руку сломал. У нас с ним ничего не было. Мы с ним даже не целовались. Потанцевали только. А потом. Потом мне его жалко было, но он сбегал от меня и даже прятался. А ты куда-то делся. Говорили, что ушёл картины рисовать. Но ты обиделся на меня да?
Она смотрела на меня искоса, сидя полубоком, и из глаз её текли слёзы. Беззвучно так текли. Просто лились на конспект и всё.
Обиделся? Да я убить его был готов! Обиделся! Я думал, что у меня сердце лопнуло.
Прости меня, пожалуйста.
Она всё-таки шмыгнула носом и на нас оглянулись. В зале ещё были «читатели-писатели».
Поехали, короче, сказал я. А то ещё подумают, что я тебя
Что должны подумать окружающие я не придумал, а встал, сложил её и свои тетради в портфель и рюкзак и вывел из читалки, положив «Ленина» на Ольгину стойку. Мы вышли из института, сели в машину и поехали по сырому от тумана городу. Потом я остановился.
Хочешь, поедем ко мне? У меня сейчас своё жилище.
Да, ты говорил.
Я не понял. Что «да»?
Поехали, сказала она тихо. Только мама станет волноваться.
Я привезу тебя домой, не бойся. Просто посидим, поговорим. А пока помолчим, подумаем, о чём станем говорить. Хорошо думай, смотри.
Тревожные мысли убивают нервные клетки, делая некогда позитивного человека уставшей нервной собакой. Вот и меня они довели до такого состояния. И теперь тревога постепенно начинала проходить. Хтябы знать, что ничего не было, и то великое облегчение. Я рулил и постепенно «наполнялся» пустотой. Я знал, что это высшее наслаждение быть «наполненным» пустотой.
Но-но, не расслабляйся! скомандовал я себе. Сколько раз такое было, что чашка переворачивалась и пустота выплёскивалась.
Мои хоромы не стали для неё неожиданностью. Тем более, что они и не выглядели хоромами. Так, две комнаты и кухня-гостиная, правда размером с приличную комнату и барной стойкой.
В холодильнике меня была мороженная пицца, которую я засунул в микроволновку. Не спрашивая желание гостьи я вскипятил воду и налил в стаканы в подстаканниках, положил в них чайные пакетики и поставил стаканы на барную стойку. Лариса в это время стояла у приоткрытого сверху окна и смотрела на заросший теряющим засохшую листву лесом, овраг. Отопление работало и я позволял себе держать окна открытыми, так как любил шелест листьев. Когда из-за туманов не хватало заряда батарей, днём включался совершенно неслышный дизель-генератор и батареи насыщал. Поэтому ночью здесь стояла почти абсолютная тишина. Особенно с противоположной дороге стороны.
Тепло у тебя. А у нас дома, батареи ещё не включили.
Вам надо электробатареи поставить.
Калориферы? У нас есть, но они сжирают кислород, поморщилась Лариса.
Вот видишь, какие у меня? показал я на белые аккуратные батареи.
Пока готовилась пицца я говорил, она слушала, иногда прихлёбывая чай, но больше грела о стакан ладони.
Я тебя так люблю, сказал я, что готов перевернуть целый мир и положить его к твоим ногам. И это не фигура речи. Это реальность. Но мне нужно понимать, нужен ли тебе я вместе с этим «моим» миром? И понять это я должен в ближайшее время. В ближайшие час-полтора не позже. Пока ты находишься здесь. Думаю, что мы, если я тебе нужен, можем пожениться когда я закончу третий курс, а ты пятый. Ты мне нужна, как воздух, и как солнце. Подумай об этом, пока есть время.
Микроволновка звякнула и пахнущая несколькими сырами, копчёной колбасой и специями пицца была уложена на стойку, порезана и готова к употреблению. Музыку я не включал. Не до неё мне было. Да и Лариса больше смотрела на то, что ела и действительно думала. Или, по крайней мере, мне казалось, что она думала, а не тянула время. Она время от времени хмурилась, потом она дергала головой и лоб её разглаживался.
А что будет, если я тебе не дам никакого ответа? вдруг спросила она.
Я глянул на неё.
Не знаю. Наверное, куда-нибудь уеду, сказал я, а сам подумал, И ни куда-нибудь, а в Афганистан.
Мне будет сложно видеть тебя. А ты тем временем будешь иметь возможность подумать.
А мне будет сложно не видеть тебя, сказала она.
Ты можешь иметь возможность видеть меня, если я действительно тебе нужен.
Ты мне нужен, но выходить за тебя замуж пока я не готова, наконец сказала она то, чего я, в принципе, от неё добивался.
Так, э-э-э, я пока на замужестве и не настаиваю, хмыкнул я и, подойдя к ней, приобнял.
Только я не люблю эти твои «кошачьи» нежности, сказала она, снова хмурясь. За ушком почесать То-сё Это не ко мне! Поцеловать за ушком, ещё куда ни шло, а чесать чеши своих кошек драных.