Принцип: «забудь, чему учили в институте», мне не нравился, но что-то толковое придумать я не мог. Не спонсировать же «свой» институт из личных доходов? У нас СССР всё-таки, а не частная лавочка! Социализм, мать его И так я уже проявил себя, как граф Монте Кристо Замаскировал свои подарки институту под подарки токийского университета, но «уши-то» мои торчали. А у нас в СССР не любили выскочек и явно богатых людей, выставляющих свою богатость напоказ. Перерожденцем могли заклеймить и тогда кранты карьере.
Рёките, с которым я посоветовался на эту тему, предложил устроить студентам, закончившим четыре курса, производственную практику на его рыбоконсервном заводе. В Токио, да Сделать приглашение от университета, да и дать посмотреть. Короткую практику. Нескольких дней вполне хватит. Человек по десять на недельку
Я воодушевился и Рёките от своего лица, как губернатора Токио, прислал письменное предложение в институт. Об этом мы говорили ещё весной,
и я даже «почти забыл» о письме, когда меня пригласил на беседу сам начальник управления Григорьев и несколько минут укоризненно разглядывал меня, прежде чем начать разговор.
Ну, почему бы тебе не посоветоваться со мной, прежде чем договариваться с Токийским университетом?
Это о чём я договаривался? О побратимстве?
Ты и о побратимстве договаривался? расширил глаза Григорьев. Да-а-а Будь моя воля, закрыл бы я тебе выезд за рубеж. Столько от тебя хлопот!
Каких хлопот? Поясните уже наконец, товарищ генерал, в чём провинился. А то уже стыдно, а не понимаю за что? Ужасное состояние. Хочется покаяться, а за какие грехи, не понятно.
Много грехов? хмыкнул Григорьев. Так, кайся за все сразу, вслух и по порядку.
Каюсь, Константин Александрович, каюсь, произнёс со вздохом я. Не удержаляся, глядючи на наше убогое технологическое оборудование, по которому мы учимся, купил новейшее в Японии. Теперь не знаю, что с ним делать?
Что за оборудование? удивился Григорьев.
Да, там много чего, махнул я рукой. Я прикинул по площадям нашего первого этажа на Баляева, и подобрал, чтобы встало две линии. Теперь не знаю как эту идею влить нашему руководству. А это значит и в Министерство
И зачем тебе это? поморщился Григорьев, потом посмотрел на меня и усмехнулся. Снова скажешь, что «за державу обидно?»
Я улыбнулся.
Не я сказал. Вы сами сказали.
Да-а-а Сложно с тобой. Вечно ты куда-то лезешь. Ты же понимаешь, что мы не можем принять никого из Японцев во Владивостоке.
Почему? наивно «удивился» я. Форда же принимали в семьдесят четвёртом.
У нас с японцами непонимание по статусу наших Курильских островов. Японские милитаристы звенят самурайскими мечами.
Я в удивлении вскинул левую бровь. Григорьев нахмурился.
Кхм! Что-то я передовицами заговорил. Кхм! Так! Со всей этой своей кашей сам разбирайся. Только знай, я буду против любого захода любых судов. Если что, пусть летят самолётами Аэрофлота через Хабаровск.
Спасибо, Константин Александрович! искренне воскликнул я.
А со всем остальным иди в крайком. Мы поговорили уже с первым. Он не против. Ты, кстати, в курсе, что он знает про твои связи с его дочкой.
Да, когда это было? скорчил я невинную физиономию.
Не знаю, что там, но он спрашивал про тебя. И даже не про тебя, а про твою личную жизнь.
И что вы сказали? с замиранием сердца спросил я.
Что ты жениться собрался. На нашей девушке. Он всё про Японию расспрашивал. Про твои там, э-э-э, родственные отношения. Пришлось немного рассказать. Он был сильно удивлён, но одновременно ему стала понятна инициатива губернатора Токио. Он сейчас согласовывает предложение японцев в ЦК.
Григорьев потёр виски.
Ох и накрутил ты, Михаил. Замесил тесто
Когда по шельфу решение примут? спросил я.
Григорьев снова нахмурился и как отрезал:
Не докладывают. Тут ещё одна новость. Кхе-кхе Прилетает Судоплатов, Павел Анатольевич. Помнишь мы про него говорили?
Помню. Чего вдруг? удивился я.
Не знаю. Сам скажет. Он в переговорной ждёт.
Григорьев показал пальцем вниз.
О, как, подумал я. Значит, разговор будет серьёзным. Охмурять станут?
Григорьев нажал под столом кнопку и в кабинет зашёл его секретарь.
Пусть проводят на минус третий, литера «А».
У меня по коже пробежал морозец. Я, то точно знал, что литера «А» не была «переговорная». Предок работал в этой «конторе» многие жизни и знал про это здание почти всё. Не совсем всё, да, но почти.
И, да, литера «А» на минус третьем, это не была переговорная. Но мы туда и не зашли, а просто постучали. Из камеры-одиночки вышел Павел Анатольевич и я его узнал. Он посмотрел на меня, прищурился, улыбнулся и, кивнув сопровождающему меня офицеру, взял меня под руку. Капитан оставил нас в коридоре.
Вижу, вижу, что узнал и меня, и эту камеру. Помнишь, как мы тут с тобой, хе-хе-хе, разговаривали?
Я-то помню, Павел Анатольевич, а вот откуда вы помните, то, чего помнить не должны?
Пошли в «нумера», сказал и хихикнул Судоплатов.
Мы вернулись к лифту и, показав пропуск, Судоплатов нажал на стрелку вниз.
Вот это другое дело, подумал я, увидев, что генерал нажимает кнопку «-5».
Мы вышли из лифта на подземную железнодорожную платформу и сели в трамвайный вагон с вагоновожатым. Я не удивился. «Нумера» это было не в этом здании.