А это Наталья Михайловна, представил я её. Она медсестра в нашей санчасти. Наталья, Степан это Катя, моя девушка. Я сделал лёгкий акцент на последних словах, глядя на Наташу.
Она в ответ елейно улыбнулась. Губы её растянулись в безупречной дуге, но глаза Глаза остались холодными, бездонно-голубыми озёрами, в которых бушевала непогода. Наташа протянула Кате руку с отточенным, светским изяществом.
Наталья. Очень рада знакомству, проговорила она певучим голосом. Катя, да? Красивое имя.
Катя приняла рукопожатие. Её улыбка зеркально отразила Наташину такая же безупречная, такая же лишённая тепла.
Спасибо. Наталья. И я рада. Вы очень эффектно выглядите. Комплимент прозвучал хлёстко: вежливый, но с двойным дном.
Я ощутил, как пальцы Кати чуть сжали мою руку под локтем. Наташа лишь чуть приподняла бровь и с улыбкой ответила:
О, спасибо. Вы тоже прекрасны.
Пауза повисла в воздухе, густая и неловкая. Зотов нервно переминался с ноги на ногу.
Ну что ж, я решительно вмешался, ломая этот ледяной поединок взглядов. Пора было заканчивать это представление. Пьеса, кажется, скоро начнётся. Давайте займём места, а то стоим на проходе, людям мешаем. Я кивнул на зрителей, которые с возрастающим любопытством поглядывали в нашу сторону.
Наташа на мгновение задержала на мне взгляд. В нём я прочёл разочарование и досаду. Понимаю Обидно, наверное, когда провокация заканчивается ничем. Но говорить что-либо на этот счёт она не стала. Лишь грациозно кивнула на мои слова:
Конечно. Не будем мешать искусству. Сказала она и первой развернулась, направляясь к своему месту.
Зотов метнул на меня взгляд, полный облегчения, и рванул следом. Я жестом пригласил Катю пройти вперёд.
По задумке Наташи, я должен был сидеть между ней и Катей, а Зотов рядом с Наташей с другой стороны. Но Степан, поняв всю пикантность ситуации, резво юркнул вперёд, обогнал Наташу и сел на своё место, которое ранее занимала девушка. В общем, он создал буферную зону между мной и Наташей, которой ничего не оставалось, кроме как занять своё место.
Я едва сдержал улыбку. Молодец, Стёпа! Наташа, подойдя и увидев эту расстановку, недовольно скуксилась, её алые губы надулись в прелестную, но обиженную гримаску. Она бросила на Зотова убийственный взгляд, но тот сделал вид, что увлечённо рассматривает орнамент на спинке кресла впереди. Подойдя к своему месту, она опустилась в кресло с видом оскорблённой королевы, демонстративно отодвинувшись на полсиденья.
Катя же, устроившись в кресле поудобнее, казалось, уже полностью отрешилась от происходящего. Она смотрела на занавес с живым интересом и нетерпением.
Свет постепенно гас. Наконец, последние огни люстр и бра погасли, погрузив зал в бархатную темноту, нарушаемую лишь слабыми огоньками аварийных выходов и редкими вспышками зажигалок у курильщиков на балконе. Наступила тишина, полная ожидания.
И вдруг резкий, пронзительный звук оркестровой тарелки разрезал тишину. Одновременно с этим на сцене вспыхнул яркий, почти слепящий луч прожектора. В его круге стоял человек в потрёпанном костюме и шляпе-котелке, с контрабасом в руках.
Он запел. Голос был хрипловатым, нарочито грубым, но невероятно цепляющим. Пел он о трудностях честного заработка и лёгкости жизни бандита. Пел с циничной усмешкой, обращаясь прямо к залу. Музыка оказалась резкой, с акцентами ударных, с диссонансами духовых. Она не была похожа на привычную оперную. Эта музыка била по нервам, заставляла вздрагивать.
Катя сидела, затаив дыхание. Я видел её профиль в слабом отсвете со сцены: глаза широко открыты и блестят от возбуждения. Она неотрывно смотрела на сцену, где теперь появились и другие персонажи. В моменты особенно циничных или острых реплик Катя слегка покусывала нижнюю губу явный признак полного погружения. Она ловила каждое слово, каждый жест. Брехт, с его социальной сатирой и чёрным юмором, полностью захватил её внимание.
Сам я, к своему удивлению, тоже втянулся. В прошлой жизни театр нагонял на меня сонливость, но сейчас Сейчас это было нечто другое. Энергия актёров, дерзкий текст, необычная музыка всё это работало. Я ловил себя на мысли, что слежу за развитием сюжета, улыбаюсь в такт саркастичным куплетам.
Мой взгляд скользнул вправо. Зотов Бедный Степан. Его голова уже клонилась к груди. Он явно боролся со сном, резко вскидывая голову, широко открывая глаза и часто моргая, но через минуту веки снова предательски слипались. Он клевал носом, как студент на скучной лекции. У меня едва не вырвался сдавленный смешок. Уж очень знакомо было это состояние. Сам я в прошлом не раз так «наслаждался» высоким искусством.
Затем я посмотрел на Наташу. Она сидела, откинувшись на спинку кресла, но взгляд её был устремлён куда-то в пространство перед собой, а не на сцену. Наташа не следила за действием. Её лицо было бесстрастным, лишь лёгкая складка между бровями выдавала напряжённую работу мысли.
О чём она думала? О неудавшейся провокации? О Кате? Обо мне? Её пальцы нервно перебирали кружевную отделку сумочки, лежавшей у неё на коленях. Наташа присутствовала физически, но мыслями была далеко. Контраст с увлечённой Катей был разительным.