Я знаю, Серёж. Я знаю. Всё будет хорошо. Ты победишь. Я верю. Она отстранилась, посмотрела мне в глаза. Только будь осторожен. Пожалуйста.
Обещаю, сказал я, искренне, глядя на неё. Я не геройствую понапрасну. Я просто хочу жить спокойно. И чтобы мои близкие были в безопасности. У нас с лейтенантом есть план
Катя кивнула, не требуя больше объяснений, и снова прильнула ко мне. Мы простояли так несколько минут, слушая плеск волн где-то внизу и биение наших сердец.
Пойдём на поиски такси, проговорил я, разрывая объятия. Пора возвращаться.
Шли молча, наслаждаясь близостью и редкими минутами покоя. Колено ныло нестерпимо, но я игнорировал эту боль. Эта прогулка того стоила.
Такси отыскалось быстро. В салоне пахло дешёвым одеколоном и папиросами. Катя прикорнула у меня на плече, уставшая от насыщенного дня. Я смотрел в окно на проплывающие огни города, на тёмные очертания знакомых зданий. Мысли снова вертелись вокруг Грачёва. Ольга и Аня скоро будут в Москве, под крылом отца Кати, человека со связями. Это снимало главную угрозу, которой пользовался Грачёв. Теперь мы могли действовать без оглядки. План, рождённый вчера в больничной палате, обрёл чёткие контуры.
Машина подкатила к гостинице. Я разбудил Катю проговорив:
Приехали, спящая красавица.
Она потянулась, как котёнок, и сонно улыбнулась.
Так быстро протянула она и зевнула.
Мы вышли. Я проводил её до двери номера. Обнял на прощание, долго держал в объятиях, вдыхая запах её волос, чувствуя её тепло. Расставаться не хотелось.
Спокойной ночи, сказал я отстраняясь. Сладких снов. Завтра провожу тебя на поезд.
Спасибо за прогулку, Серёж. За сегодня. За всё, она ласково провела ладонью по моей груди. И тебе спокойной ночи. Затем она встала на цыпочки и поцеловала меня в губы. До завтра.
Я дождался, пока дверь за ней закроется, услышал щелчок замка. Потом повернулся и зашагал к ожидавшему такси.
Дорога обратно в училище казалась длиннее. КПП, проверка документов, знакомые корпуса в ночной тишине. В казарме уже горел «ночник» тусклая лампочка в конце коридора. Внутри было безлюдно, но были слышны скрипы коек за дверями спален и негромкие разговоры курсантов. Я шёл к нашей комнате, шаги гулко отдавались в пустом коридоре. И почти у самой двери, из глубокой тени у стены, возникла фигура. Зотов. Он оттолкнулся от шинельника, где хранилось обмундирование, и шагнул ко мне.
Серёг, позвал он тихо. Его лицо в полумраке коридора было напряжённым. То, что ты говорил в пельменной Это ты серьёзно? Про аварию? Про зацепки?
Я остановился. Дневная суета давала о себе знать, и теперь мне хотелось лечь и уснуть. Но отмахиваться от вопросов было нельзя.
Серьёзно, Стёпа, ответил я вполголоса. Повёл рукой в воздухе, словно отгоняя назойливую муху. Орлов он прояснил некоторые детали. Не всё, но направление есть. Завтра, если силы будут, он обещал рассказать больше. Милиция в курсе
В этот момент из дальнего угла коридора, где обычно стояли вёдра и швабры, донёсся громкий лязг металла о бетонный пол, а следом послышалось приглушённое, но отчётливое русское матерное слово. Мы оба резко повернули головы на звук.
Возле стены со шваброй в руках возился уборщик вечно недовольный и незаметный мужик, которого все звали просто и без затей: дядя Витя. Он нагнулся и принялся поднимать опрокинутое ведро, ворча себе под нос и вытирая тряпкой разлившуюся по полу воду. Его движения показались мне нервными, поспешными.
Тьфу ты пробормотал Зотов, отводя взгляд от уборщика обратно ко мне. Напугал.
Зотов продолжил что-то говорить, но я слушал вполуха и не отводил глаз от уборщика. Дядя Витя никогда не задерживался так поздно, насколько я помню. Всегда был незаметным, как тень, старался держать подальше и от курсантов, и от инструкторов. Что изменилось? Почему опрокинул ведро именно сейчас? Слишком вовремя. Слишком громко. В мозгу щёлкнуло: «Наблюдение?» Но подтверждений догадки у меня пока не было. Только ощущение.
Ладно, Зотов понизил голос почти до шёпота и наклонился ближе. Держи меня в курсе, а? Хорошо? Это ведь он запнулся, меня тоже касается. Я там был.
Я кивнул, наконец оторвав взгляд от уборщика, который теперь усердно тёр пол, не глядя в нашу сторону.
Буду держать в курсе, пообещал я твёрдо. Потом моргнул, будто прогоняя усталость и навязчивые мысли. А сейчас нужно отдохнуть. И тебе тоже пора, комсорг.
Зотов хмыкнул, но кивнул.
Это да. Нога-то как? спросил он, двигаясь в направлении комнаты.
Нормально, сказал я, открывая дверь в комнату.
Так я тебе и поверил, фыркнул он. Я ответ
лишь пожал плечами.
Мы вошли в комнату, и я тихо прикрыл дверь за собой. Тусклый свет ночника едва разгонял тьму. Ребята спали, слышалось тяжёлое дыхание и посапывание. Боль в колене наконец-то вышла на первый план, требуя внимания. Я аккуратно снял одежду, стараясь не шуметь, и опустился на койку. Обработав колено, я лёг.
Но сон не шёл. Образ подозрительно задержавшегося уборщика, его нервные движения, грохот ведра именно в тот момент, когда Зотов заговорил о деле всё это вертелось в голове, как назойливая муха. Мысль о наблюдении снова щёлкнула сознание. Грачёв не стал бы полагаться на одни лишь угрозы. Он бы подстраховался. И дядя Витя, этот вечный серый призрак казармы, выглядел единственным логичным кандидатом на «уши и глаза» Михаила Валерьяновича здесь, в училище.