Чтоб вы знали, некромантия и целительства что сестры родные дюже похожи. Целители живой плотью управляют, некроманты мертвой. А суть все одно плоть человечья. Некроманту вылечить рану какую невелик труд. Да и целитель, ежели сил приложит поболе, с некромансерскими заклятьями худо-бедно совладает. Некромантия к тому же наука тонкая, великого тщания требует и знаний как тело человеческое устроено, сурово наставник молвит да ученика негодящего взглядом прожигает. Особливо, когда жертву приносите. Как величать, студиозус?
Тут на соученика говорливого уже весь курс обернулся, чтобы глянуть с укором и великим неодобрением. Тот, бедолажный, на скамье заерзал, потупился.
Очень уж не хотелось парню имя свое выдавать, а куда деваться? Коли преподаватель спрашивает надобно отвечать.
Каспер Шпак, пан профессор, со вздохом тяжким ответствовал студиозус, зардевшись как маков свет.
Сразу понятно стало, что в черный список магистр занес Шпака. Вот же везучий, с первого занятия и в беду угодить. Не всем можно язык с привязи спускать, ой не всем.
Так вот, студиозус Каспер Шпак, далее речь свою продолжил наставник наш. Будет вам известно, что во время жертвоприношения и ритуального мучительства крайне важно, контролировать, когда жертва ваша отойдет. Будь то существо разумное или животное.
Снова тут соученики мои колебаться начали. Ибо кто же обрадуется тому, что людей живых губить придется? Только злодей настоящий, а таковых навроде среди студиозусов наших не водилось.
Да вот такова некромантия велика ее сила, но только ключики к ней уж больно нехороши. Можно к той стороне и без крови пролитой взывать, вот только не всем это по плечу, а ежели и по плечу, большую цену стребуют. Нельзя просто так с силами темными заигрывать.
Еще пояснения требуются, студиозусы? сурово магистр Ясенский вопрошает, да взглядом неласковым обводит.
Вот навроде только что стелил мягко, а как в аудиторию заманил так и кончилась ласка разом. Все они, поди, таковы, преподаватели наши.
Мы хором ответствовали, что поняли преотлично. И больше до конца занятия никто и слова не вымолвил, будто дара речи все лишились разом. Так в безмолвии полном и просидели.
После к магистру Кржевскому отправились. Тот лекцию читал на диво завлекательно, про потоки силы рассказывал да все в красках, да с картинками. Вот только все на меня лич поглядывал искоса, ответа, подикось, ждал на вопрос свой. Но не было у меня для Здимира Амброзиевича ответа покамест. Без теткиного cовета не решалась я даже заговаривать про ученичество.
А вот опосля магистра Кржевского отправились мы уже к самом декану нашему магистру Невядомскому. И вот Тадеуш Патрикович жару с великой охотой задал. Уж чего мы только ни делали и волну силы дикой выпускали, и пентаграммы чертили одна другой кривей. Потому что ежели Здимир Амброзиевич все про теорию вещал, то декан преподавал самую что ни на есть практику. И загонял он нас энтой практикой, жалости не зная.
Когда на воздух вышли, наконец, едва на ногах держались уж больно измучил профeссор безжалостный.
Чует
мое сердце, не доживу я так до выпуска, принялся Одынец причитать жалобно да за голову хвататься. Сживут меня со свету профессора наши. Как пить дать сживут!
И все прочие студиозусы глядят на Климека с пониманием да сочувствием. Тоже исстрадались, поди, за вечер учебный. Один только седой хмыкает насмешливо.
И чего разнылись как бабы? спрашивает с прищуром этаким недобрым. Ан нет. Бабы у нас как раз и не ноют. Бабы учатся и слезы не льют.
Соученики на меня покосились с укоризной. Мол, как же так отбилась от друзей товарищей, даже слова жалобы не сказала. А я и правда такой была всегда. Что бы ни стряслось зубы стисну и вперед иду. Потому как неможно слабины давать тут же ей воспользуются.
Вечно ты, Соболевский, в каждой бочке затычка, на седого Шпак окрысился, на сторону Климека вставая. Ты, может, и двужильный, а другие люди живые. Мы и устать можем.
Эвона как. И недели не проучились уже грызться понемногу начали. Вот же ж парни. Ничего их не пронимает.
Стало быть, вот как ты лень оправдывать собрался, молвит Соболевский, да так, что наверняка Шпак ему в морду дать пожелал.
Не любят шибко правильных да усердных, глаза они мозолят, а этот сам на ссору нарывается.
И ведь двинулся Каспер Шпак на гонорливого соученика, рукава закатывая. Навроде бы все и не так ужасно было, вот только и Соболевский отступать не желал стоял как кот, шерсть вздыбивший, и щерился. Мол, только подойди.
Быть бы драке
Да тут я как рявкну:
Разошлись оба!
Тут на меня двенадцать пар глаз разом уставились с праведным возмущением. Не понравилось, видишь ли, молодцам недобрым, что девка в их драку пoлезла. Девкам же, как то всем известно, в мужскую драку не след вмешиваться.
Тебе-то чего неймется, Лихновская? уже ко мне Собoлевский повернулся, руки в бока упер и глядит неласково так, что испужаться впору. Вот только я-то не из пугливых. Не суйся не в свое дело!
Ишь ты как заговорил грозно. Ну чисто начальник стражи у нас в городе. Тот тоже стращать любил и шуметь попусту.