А я, глядя в глаза человеку,
которого знала с первого дня своей жизни, выдохнула, Не верю!
А потом, надев браслет Князя на руку, опустилась на колени, потянувшись к рукояти кинжала, рывком вытаскивая его из раны.
Не смей этого делать! крикнул Лохем.
Хорошо, что он внизу, подумалось мне.
Быстро, чтобы не передумать, я резанула себя по левой ладони, прикладывая её к ране своего мужа, а правой, с зажатым в ней кинжалом, указывая на брата,
Стой, где стоишь! и подняла кинжал к небу,
О Милосердный, соедини две наши жизни! налетел порыв ветра,
Смешай две наши силы! небо стало стремительно чернеть, закрывая солнце.
Пусть воды небесные смешают нашу кровь и смоют преступления этого Города! над головой сверкнула молния.
Дай спастись спасенным! И пусть земля примет наше единение! с неба упали первые тяжелые капли дождя.
Это прошу я, Йошевет! над головой загрохотало.
Я наклонилась, чтобы поцеловать Рэдгара в губы, и вновь встала во весь рост подставляя лицо дождю,
Я принимаю своего мужа Светом, так же как он принял меня Тьмой! казалось небо раскололось. Ко мне по лестнице несся Лохем.
Ненормальная, орал он, что ты делаешь? Он же мертвый! на нас обрушился ливень. Молния ударила в жертвенник. А я ослепла и оглохла. Казалось наступил конец света.
И теряя сознание, почувствовала, как Лохем подхватывает меня, заворачивая в плащ.
Откуда у него плащ? подумала я, проваливаясь в черноту. И уже не видела, как брат бежал, поскальзываясь вниз, по ступеням, резким свистом подзывая лошадь, чтобы запрыгнуть в седло. Площадка с жертвенником превратилась в эпицентр грозы. Молнии били в черный камень, казалось желая расколоть его. Ливень расползался во все стороны. Туча набухала, разрастаясь, собирая в себя, казалось бы, всю черноту камня под ней.
Лишь раз Лохем оглянулся, когда уже запрыгнул в седло. Оглянулся и опешил на миг.
В ослепительной вспышке молнии он увидел совершенно пустую площадку с расколотым на части жертвенником. Князя у жертвенника не было. Ослепленному, на миг ему показалось, что Колдун шагнул из ниоткуда, поднимая что-то с пола.
Но в данный момент все это было уже не важно.
Лохем пустил коня в галоп. Боясь, что не успеет вырваться из Города; боясь, что не успеет спасти сестру Потому что воды Милосердия страшнее меча Справедливости и будучи призванными кровью, они сметают все на своем пути.
Глава 13. Потоп
Это я невольно открыл им вход несколько часов назад, войдя с Жетоном в Город. Совершенно обезумевшие от желания любой ценой уничтожить ересь и вернуть в Город Справедливость, науськанные Жрецом, они начали резню, начиная с тех, кто не успел вернуться в город, волной растекаясь от крайних домов к центру.
Колдун тоже был в Городе. И я чувствовал это всем своим нутром воина, но ведомый жетоном, безрезультатно мечась из дома в дом, никого не нашел.
Иногда мне казалось, что я вижу боковым зрением край черного плаща, или слышу звук удаляющихся шагов, но может это был морок? Наваждение? Черный камень прятал своего Колдуна.
Я шел за амулетом, впитавшим кровь Лейлы, зная, что убийца совсем рядом. Кровь, требующая отмщения, не ошибается. Да и Дарин подтвердил.
Дарин, который вечно ноет о милосердии и шарахается от вида крови, сказал мне утром,
Лейлу убил Колдун. Он давно задумал соблазнить ее.
Я не хотел знать подробностей. Внутри раненой птицей билось сердце. Дышать я мог через силу. Поэтому и сорвался. Поэтому и не дождался отца.
Много городов я видел, и много разных народов.
Наше племя, кочуя по огромной равнине, предлагало мир всем, кто согласен был жить в мире.
Вождь спокойно относился к любым обычаям, верованиям и традициям. Лишь садился на входе в гостевой шатер у входа в стан и рассказывал новым соседям, пришедшим за бесплатным угощением, -об устройстве мира, о Свете, без которого непонятно, что такое Тьма, о том, что картина мира у каждого своя, нарисованная внутри, в соответствии со свойствами души. И каждый видит мир по-своему, как в зеркале, выплескивая наружу то, что живет у него внутри.
Но бывало, что после первого же знакомства с местными обычаями, отец вызывал воинов и отдавал приказ сравнять поселение с землей.
Были случаи, когда запрещалось брать даже пленных. Вождь, стоя на холме, поднимал руку с именем Неназываемого, призывая его Гнев, а посохом направляя небесный огонь.
И тогда мы уничтожали все и всех, оставляя за собой лишь руины.
Все в моей жизни было просто и ясно. Те, у кого был шанс жить в соответствии с Законом Света, получали его. Те, чьи души погрузились во мрак Тьмы, не способные к изменениям, питающиеся от самых грязных, самых темных сущностей уничтожались.
Отец говорил, Не нужно давать гнили разрастаться. Её нужно просто уничтожить.
Так ушли в небытие поселения, где жители приносили в жертву детей, бросая их в пламя жертвенника, и считая, что так они продлевают себе годы жизни, принося в жертву жизнь чужую. И те, кто ели от живого, считая, что принимают жизненную силу жертвы, молящей о смерти, мучающейся в агонии жертвы, сходящей с ума от боли.
Отец говорил, Ничто не создано зря. Но если направление изначально неверное, то суть нужная превращается в суть разрушительную. А если это возводится в культ, то зло отдельное становится злом повсеместным.