И всё же Гашпар произносит:
Я поговорю с главой вашей деревни. Я пойду на поиски чудовища, охотящегося на вас, и убью его. Но сейчас уже темно. Нам нужно место для ночлега.
Его гладкий переход от единственного числа к множественному никого не удивляет больше, чем меня саму. Женщина, сузив глаза, окидывает меня взглядом с головы до ног. Жители всё шепчутся и шепчутся, мужчины нервно поглаживают бороды. Я открываю было рот, чтобы возразить, но блестящие улыбки их серпов и кос останавливают меня. Не уверена, что мне стоит рисковать произносить даже слово перед этими патрифидами.
Хорошо. Женщина смягчается. Но вы должны понимать, господин Охотник, наши подозрения оправданны никто не захочет спать рядом с волчицей.
Конечно, отвечает он. Всё время нашего пребывания я буду тщательно за ней наблюдать. Я везу её как служанку в крепость графа Коронена. Для своего народа она на удивление кроткая.
Мне требуется вся моя выдержка, чтобы не сбросить его с коня, особенно когда он тайком коротко кивает мне, словно предупреждая не рисковать и не вмешиваться в его ложь. Женщина сияет.
Это так чудесно, когда язычники находят способ искупить свои грехи, говорит она. Крёстный Жизни милосерден и может принять её как служанку.
Бросаю на Гашпара убийственный взгляд. Мы оба спрыгиваем на землю и пробираемся через толпу жителей. Они легко расступаются то ли из уважения к Охотнику, то ли от ужаса их воображения перед моей языческой магией. Конечно, им нечего бояться, кроме маленького кинжала и моего неуклюжего обращения с ним, но я улыбаюсь, демонстрируя все свои зубы.
Староста деревни Койетан, молодой человек с рыжей бородкой и румяным лицом. Я озадачена его возрастом, его гладким лбом без единой морщинки. Мне казалось, что старосты деревни все как Вираг. Но пусть Койетан даже близко не достиг возраста Вираг, он по крайней мере вполовину настолько же своенравный.
Его шатёр самый большой в деревне,
кроме того, что ты точно такая же, как те язычники, которых эти селяне боятся? Яростная, дикая, не наделённая ни моралью, ни здравым рассудком? Ты ничего не выиграешь, лишь подтверждая худшие предположения других о тебе.
Презрительно смеюсь:
Попытками доказать ложность этих предположений я тоже ничего не выиграю. Я могла бы быть самой смиренной, униженной волчицей, которую ты когда-либо видел, и это ничего бы не изменило. Думаешь, Святой Иштван останавливался, чтобы оценить характер каждого язычника, прежде чем сражал его мечом? Думаешь, его заботило, насколько беззубыми были их улыбки?
Гашпар стискивает зубы, но не отвечает. Вспоминаю, как он запнулся на слове «мерзанский». Неужели он провёл всю свою жизнь, ползая, пресмыкаясь перед каждым мужчиной и женщиной, которые презрительно кривили на него губы? Эта мысль меня успокаивает, чуть притупляет острый гнев.
Развяжешь меня, пожалуйста? сквозь зубы прошу я наконец.
Вижу, как его плечи расслабляются, и он вздыхает. Гашпар пересекает шатёр в один шаг и начинает ослаблять верёвку на запястьях.
Утром мне придётся завязать её снова, ты же понимаешь.
Неважно. Знаешь, как сложно чесаться, когда руки связаны?
Честно говоря, нет.
Хмурясь, разминаю свободные пальцы.
Счастливый.
Шатёр в самом деле маленький коровьи шкуры и шерстяные покрывала, натянутые вокруг маленького очага. Гашпар соединяет ладони, чтобы зажечь пламя, и огонь рисует мутные подвижные тени на стенах из шкур. Подвигаюсь ближе к очагу, чтобы согреть щёки и порозовевший от холода нос.
По-прежнему не желая мириться, заявляю:
Не уверена, что ночёвка здесь лучше, чем в степи.
Гашпар бросает на меня суровый взгляд:
Но ты, кажется, наслаждаешься огнём.
Там мы тоже могли бы разжечь костёр.
Но без крыши над головой.
Тебе просто хотелось представить меня судомойкой. Как я буду мыть полы в наказание за мою нечестивость, коротко, невесело смеюсь. Неужели для того король и забирает девушек из Кехси? Чтобы чистили ему ночной горшок?
Нет, отвечает он. И из тебя получится ужасная судомойка.
Какая жалость. Значит, нет для меня искупления.
Могло бы быть. Взгляд Гашпара устремлён на меня, такой пристальный, что лицо у меня вспыхивает. Крёстный Жизни считает, что искупление доступно всем, никто не безнадёжен.
А Крёстный Смерти?
У нас в лесном селении мы мало знаем о патрифидской вере, но я рада, что знаю достаточно, чтобы его подколоть.
Ты не понимаешь. Есть только один бог две половины одного целого. Крёстный Жизни податель милосердия, Крёстный Смерти вершитель правосудия. И справедливость, и милосердие имеют своё место, и я знаю, что Крёстный Жизни даровал бы милосердие и тебе, и тебе подобным, если бы вы пожелали изменить свой образ жизни.
Две стороны одной медали, говоря это, кручу в пальцах отцовскую монету, очерчивая непонятные мне выгравированные символы. Язык Йехули на одной стороне, язык Рийар на другой. Гашпар, не мигая, наблюдает за мной. Твой бог может оставить своё милосердие при себе. Может, это тебе стоит попросить меня о милосердии, раз уж ты обрёк нас обоих на бой с чудовищем.
Я не мог проигнорировать их мольбу о помощи. Гашпар качает головой, словно моя сдержанность ужасно его разочаровывает. Я принял обет Охотника. А даже если б не принял это правильный шаг.