Охотник бешено крутится
в воде, быстро вращая головой вправо и влево, пытаясь компенсировать слепое пятно. Повинуясь инстинкту, приближаюсь к капитану слева, и когда чудовище снова набрасывается наши топор и кинжал встречаются в самом центре его груди. Металл скрежещет по металлу. С воплем тварь падает обратно в озеро.
Долгий миг его тело содрогается в ужасных спазмах. Кровь сочится, смешиваясь с водой, тёмная и тошнотворная, воняющая, как зелёная гниль Эзер Сема. И вдруг барахтанье прекращается, и мухи перестают жужжать. Я слышу только рваное дыхание капитана и сбивчивое биение моего собственного сердца.
Мы выползаем на берег. Звёзды всё так же подмигивают со своим злорадным весельем. Падаю на берег, прижавшись щекой к прохладной траве, и сквозь полусомкнутые веки наблюдаю за капитаном, упавшим рядом со мной. Влажные от воды волосы падают на волчий плащ, рассыпаются по земле. Сквозь растворяющуюся серебристую краску пробиваются пятна рыжины. Капитан переворачивается, чтобы встретиться со мной взглядом, тяжело дышит.
Тэ нэм ваги тальтош, сумел произнести он, окидывая меня изумлённым взглядом мои каштановые волосы, мою сорванную маску. «Ты не видящая».
Тэ нэм ваги хорцош, резко отвечаю я между прерывистыми вздохами. «Ты не воин».
Да, подтверждает он, и его щёки чуть краснеют. Не воин.
С явным усилием он заставляет себя сесть и протягивает мне руку, затянутую в перчатку.
Барэнъя Гашпар.
Глава четвёртая
Отбрасываю волосы назад, силясь прочитать выражение лица капитана. Нет, не капитана принца.
Могу выдавить из себя одно-единственное слово:
Почему?
Сформулируй вопрос поточнее.
Горло саднит от крика и оттого, что я наглоталась озёрной воды, выбираясь на берег. Голос звучит хрипло, совсем не похоже на рык, как мне бы хотелось.
Почему ты мне соврал?
Он разглядывает рану на своей груди, пульсирующий след от когтей твари. Там, где чудовище оторвало лоскут его доломана, видны три длинных пореза свежие, рубиновые.
Я тебе не лгал, говорит он через паузу. Ты ни разу не спрашивала, как меня зовут.
А ты не спрашивал, как зовут меня, огрызаюсь я. И не спрашивал, бывают ли у меня видения. Если ты не лжец, то и я тоже.
Гашпар устало смотрит на меня.
Как тебя зовут, волчица?
Плотно сжимаю губы, думаю, не соврать ли, или хотя бы помолчать подольше, чтоб он помучился. Но я слишком устала, чтобы сделать то или другое.
Ивике, отвечаю я. Меня зовут Ивике.
И ты не видящая.
Да, вскидываю голову. Не видящая.
В твоих жилах есть хоть капля магии?
Нет, но
Значит, это старуха солгала мне. Гашпар качает головой. Разве может быть оскорбление тяжелее, чем послать королю единственную волчицу, от которой ему не будет никакого толка?
Я давно привыкла к такого рода пренебрежительному отношению, но слова всё ещё жалят, даже слова, исходящие от Охотника.
Как насчёт оскорбления, что нас вообще крадут? И потом, я не так уж бессильна, как ты думаешь. Без меня ты бы не выжил в схватке с этими чудовищами.
Мы бы вообще не столкнулись с чудовищами, если б могли предвидеть их приближение. Фёрко и Имре остались бы живы.
Я же тебе говорила так это не работает, огрызаюсь я. Видящие не выбирают свои видения. Это видения выбирают их.
И всё же мой взгляд скользит туда, где лежат изуродованные тела. Лицо Фёрко треснуло, словно спелый плод с мякотью из розовой плоти и осколков костей. Сердце Имре лежит у него на груди, всё в следах укусов, всё ещё истекая розоватыми струйками крови. Я знаю, что Охотники мои враги, что я должна радоваться их смерти, но когда смотрю на них желудок сжимается. И при мысли о том, какими ужасными были их последние мгновения, чувствую укол боли где-то в груди.
И оттого, что я оплакиваю погибших Охотников, становится ещё больнее.
Гашпар поднимается, окунает топор в мелкую воду, смывая с лезвия свернувшуюся кровь созданий.
Его нож по-прежнему зажат у меня в руке, и мои пальцы стискивают рукоять с такой силой, что отпускать больно. Понимаю, что он не воин, даже по тому, как он поворачивается ко мне спиной моё лезвие оказалось бы у его горла даже прежде, чем он успел бы повернуться обратно.
Но это ужасно нелепый план, даже более абсурдный, чем все мои предыдущие. Охотники
о Барэнъя Яноше как о короле, великом и устрашающем правителе Ригорзага, чьи руки обагрены кровью язычников. Но сейчас он говорит о Барэнъя Яноше как об отце о человеке, которому доступно искупление. Это не должно трогать меня. Напротив, я должна испытывать желание воткнуть нож в его здоровый глаз но вместо этого у меня сжимается в груди.
Гашпар всё ещё разглядывает свою рану, и в тот миг я вдруг понимаю, что он собирается сделать.
Вот почему ты не вернёшься в Кехси. Ты поможешь мне найти турула.
На этот раз я могу лишь невесело рассмеяться. Говорю ему:
Я думала, ты умный солдат. Но, оказывается, ты просто глупый принц.
Я знаю, где искать, говорит он с таким жалким несчастным упрямством, что будь он кем-то другим, он мог бы мне понравиться. Будь он кем угодно, только не Охотником. В Калеве.
Фыркаю:
И отчего же ты так уверен?
Потому что Охотники много месяцев прочёсывали другие регионы и не нашли даже следа. Это должно быть в Калеве.