Я поспешил к Бранвен.
Ее бросили всего в нескольких шагах от пылающего дуба. Пламя уже лизало край ее платья. Я быстро оттащил ее от дышавшего жаром дерева и развязал веревки. Она выплюнула кляп и уставилась на меня с выражением одновременно благодарности и страха.
Это ты сделал?
Я я думаю, да. Это какая-то магия.
Взгляд сапфировых глаз пронизывал меня насквозь.
Это твоя магия. Проявление твоего могущества.
Но я не успел ответить из костра раздался леденящий кровь вопль. Человек кричал и кричал, и голос его был полон смертной муки. Когда я услышал этот крик крик беспомощного человеческого существа, кровь застыла у меня в жилах. Я вдруг понял, что я наделал. И понял также, что я должен сделать дальше.
Нет! воскликнула Бранвен, схватив меня за подол туники.
Но было уже поздно. Я бросился в ревущее пламя.
Глава 7 Тьма
Я резко сел. Неужели это действительно поют ангелы? Неужели я действительно умер? Меня окружала полная темнота. Чернее самой темной ночи в моей жизни.
А потом пришла боль. Боль в лице, боль в правой руке сказала мне, что на самом деле я все-таки жив. Боль была невыносимой. Она жгла, когтила. Мне казалось, будто с меня заживо сдирают кожу.
Сквозь эту боль я постепенно различил, что у меня на лбу лежит какая-то странная тяжесть. Я осторожно поднял руку к лицу и сообразил, что пальцы моей правой руки перебинтованы. А также лоб, щеки, глаза все лицо скрывал слой влажной прохладной ткани, от которой исходил резкий запах лечебных трав. Даже самое легкое прикосновение причиняло такую боль, как будто в тело мое вонзались десятки кинжалов.
Скрипнула тяжелая дверь. По каменному полу зашуршали чьи-то шаги, порождая эхо в просторном помещении с высоким потолком. Мне показалось, что я узнаю звук этих шагов.
Бранвен?
Да, это я, сынок, ответил мне голос из темноты. Ты очнулся. Я рада. Однако голос ее звучал скорее печально, чем радостно, подумал я, когда она ласково погладила меня по голове. Я должна сменить тебе повязки. Боюсь, это будет больно.
Нет. Не трогай меня.
Но так надо, иначе ожоги не заживут.
Нет.
Эмрис, ты должен потерпеть.
Ну хорошо, только осторожно! У меня и так все очень болит.
Я знаю, я знаю.
Я изо всех сил старался лежать смирно, пока она прикосновениями легкими, как крылья бабочки, осторожно развертывала повязки. Прежде чем заняться этим, она капнула мне на лицо какую-то жидкость снадобье пахло свежестью, словно лес после грозы. И слегка успокоило боль. Я почувствовал себя немного лучше и засыпал ее градом вопросов.
Долго я спал? Где мы? Что это за голоса?
Мы с тобой прости, если тебе это покажется неприятным в храме Святого Петра. Мы гости здешних монахинь. Ты слышишь, как они поют.
Святого Петра! Но это же в Каэр Мирддине!
Верно.
В открытое окно или дверь ворвался прохладный ветер, и я натянул на плечи грубое шерстяное одеяло.
Это же в нескольких днях пути от нашей деревни, даже на лошади.
Да.
Но
Лежи тихо, Эмрис, мне нужно снять это.
Но
Тише, тише вот так. Потерпи минутку. Все, готово.
Повязка исчезла, и все вопросы относительно нашего путешествия были забыты. Новый вопрос занимал мои мысли. Несмотря на то, что глаза мои больше не были завязаны, я по-прежнему ничего не видел.
Почему здесь так темно?
Бранвен не ответила.
Ты не принесла свечу?
И снова молчание.
Сейчас ночь?
Бранвен молчала. Но ей не нужно было отвечать: я получил ответ от кукушки, которая куковала где-то поблизости.
Пальцы моей здоровой руки тряслись, когда я прикоснулся к обожженной коже вокруг глаз. Я поморщился, ощупывая струпья, под которыми кожа горела огнем. Брови исчезли. Ресницы тоже. Превозмогая боль, я провел кончиками пальцев по краям век, обугленных, покрытых коркой.
Я понял, что глаза мои широко раскрыты, но я ничего не вижу. Когда до меня, наконец, дошло, в чем дело, все тело мое пронизала дрожь.
Я ослеп.
Я взревел в ярости. Затем, вновь услышав голос кукушки, я отбросил прочь одеяло. Несмотря на слабость, я заставил себя встать с тюфяка, оттолкнул руку Бранвен, которая пыталась меня остановить. Шатаясь, я пошел по каменному полу навстречу птице.
Я споткнулся обо что-то и, рухнув на пол, ударился плечом. Вытянув руки, я нащупал лишь камни холодные и безжизненные, как могильные плиты.
Голова у меня закружилась. Я чувствовал, как Бранвен помогает мне подняться на ноги, слышал ее приглушенные рыдания. И снова я оттолкнул ее и неуверенно
двинулся вперед; мои вытянутые руки уперлись в каменную стену. Голос кукушки раздавался откуда-то слева. Пальцы моей левой руки нащупали окно.
Я ухватился за подоконник, подтянулся поближе. Прохладный воздух обжег мне лицо. Птица куковала так близко, что мне казалось, будто я могу прикоснуться к ней, вытянув руку. В первый раз, наверное, за несколько недель лицо мое ласкали солнечные лучи. Но как ни пытался я разглядеть солнце, я не видел его.
«Оно скрыто. Весь мир скрыт от меня».
Ноги у меня подкосились, я повалился на пол, ударился головой о камни. И заплакал.
Глава 8 Дар
Дни мои были черны тьма стояла у меня перед глазами, тьма поселилась у меня в душе. Я чувствовал себя подобно грудному младенцу, я едва способен был ползать по холодной каменной комнате, которую мы делили с Бранвен. Я знал на ощупь все четыре ее твердых угла, неровные полосы штукатурки, соединявшей камни, единственное окно, у которого я часами стоял, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Но вместо этого окно служило для меня орудием пытки сквозь него доносился жизнерадостный голос кукушки, слышался далекий шум рыночной площади Каэр Мирддина. Иногда я чувствовал запах готовящейся пищи из соседнего дома, аромат цветущего дерева, который смешивался с запахами тимьяна и корней бука, поднимавшимися над столиком у изголовья Бранвен. Но я не мог выйти, не мог побродить по городу. Я был пленником, навеки заключенным в темницу своей слепоты.