последним основаниям С. ДАЦЮК вводит различение презумпции определенности и презумпции воли :
«Существуют две противоположных презумпции. «Презумпция воли» есть такое представление, где воля предшествует ее определенности. «Презумпция определенности» есть такое представление, где определенность предшествует воле. «Презумпция воли» в философии и политике рассматривается как волюнтаризм. «Презумпция определенности» в философии рассматривается как ее основные идейные течения (за исключением волюнтаризма). Выбор между этими презумпциями не имеет рациональных оснований. Эти презумпции недоказуемы логически, и их выбор является изначальным для той или иной картины Мира.С. ДАЦЮКВнутри двух этих презумпций даже само определение воли принципиально различается. В «презумпции воли» соответственно воля считается ничем не обусловленной активностью. В «презумпции определенности» воля считается обусловленной некоторой изначальной определенностью».
«Когда определенность в качестве осмысленности не предваряет волю, то волевое действие лишь после его осуществления оказывается подверженным объяснению, интерпретации или рационализации. В этом смысле рационализация ключевой процесс волевой практики внутри «презумпции воли».
«ничем не обусловленная воля не может служить никакой цели, а значит, не может быть соединена по этому признаку с иной волей».
«Презумпция воли, будучи избранной как преимущественная волевая онтология в политике государства, приводит к уничтожению всех и всяких смысловых определенностей в этом государстве»«Презумпция воли как волевая онтология целого общества обычно свидетельствует о кризисном пике этого общества, о переломном моменте. Если общество не справляется с этим кризисом и не переходит путем самопожертвования части его элиты к «презумпции определенности», то в таком обществе происходит пассионарный надлом, за которым обычно следует разрушение его цивилизационных основ».
справедливо рассматривается как разрушительная. Но к презумпции воли это не имеет никакого отношения.
Презумпция определенности апеллирует к ценностям, которые принимаются носителем сознания в качестве транслируемых из более значимых источников, нежели неосознаваемые или случайно принятые за абсолютную основу мотивации. До сих пор таким монопольным источником признавалась Культура, формирующая ценности и цели, но процесс «горизонтализации» Культуры создал уникальную ситуацию, когда осмысленным становится вопрос о возможности иных источников целеполагания, притом не менее мощных и принципиально иных, нежели Культура. Две грандиозные попытки поставить над Культурой социальную технику (коммунизм) или антропологию (национал-социализм) оказались недостаточно радикальными, поскольку не преодолевали главную претензию к Культуре ее обусловливающий по отношению к Сознанию характер. Возврат же к церковному пониманию природы сознания, включающему в себя и представление о свободной воле, был затруднен, поскольку уже и Церковь рассматривалась как культурный, а не транскультурный феномен.
7.8. Технологии (и их философский коррелят радикальный конструктивизм) показали, что все «изготавливаемо», и тем самым создали область, свободную от доминирования Культуры, область «изготовителя». Если знания и онтологии конструируются, то сам «конструктор» находится вне знания, онтологии и, шире, Культуры. Если определенности «делаются», то ставится под сомнение и «презумпция определенности», обусловленная Культурой: презумпция не переходит к низшим и более примитивным сущностям, а наоборот, совершает скачок к тому, что выше Культуры. Выше Культуры лишь то, что Культуру порождает из себя, а это означает, что Технологии, отвечающие на вопрос «как сделать?», несут в себе особую линию, направленную на воссоздание своего источника. Реализация же этой линии возможна лишь при развороте от пафоса подчинения себе мира путем его упрощения и последующего воспроизведения из простых и понятных рациональных кирпичиков к усложнению себя, доведения до уровня сложности реальности и превосхождения этого уровня.
Культура организмична по своей природе, паритетна жизни, и потому ее власть над сознанием не воспринимается как нечто недопустимое. Технологии же, будучи лишь одним из производных одной из составляющих Культуры науки, отражают сейчас только некоторые аспекты жизни, и претензия с их стороны на тотальное управление воспринимается как угроза подчинения высшего низшему. В этом тоже прослеживается мифологический мотив революция кшатриев, за которой последовала революция вайшьев-буржуа. В этих нарративах отражена одна из составляющих Искажения высшее начинает обслуживать интересы низшего. При этом у низшего есть осознание того, что источником его жизнеспособности является именно высшее. Государство не выживет без Армии, Армия не выживет без Культуры, Культура не выживет без Церкви. Церковь нужна государству для сохранения мотиваций, Культура для порождения новых средств понимания. С этой позиции те, кто раньше был господином (сначала Церковь, а потом Культура), переводятся в ранг обслуживающего персонала. Здесь развилка: либо оскопление и превращение Культуры в управляемый придаток Технологий, либо волевое воспроизведение культурного и трансцендентного векторов во всей их полноценности и их осознанное усиление. Низшее старается сделать высшее неопасным, управляемым, подчинить его себе, но оно не понимает оснований высшего, и эта попытка подчинения оказывается неудачной и катастрофичной.