7.6. Природа и Традиции, и Модерна двояка. С одной стороны, Традиция задает предельные формы понимания Бытия, с другой задает их принудительно. Задача Традиции восстановить исходный статус человеческого сознания как свободного и творящего начала, но к этому статусу ведут принудительно транслируемые Культурой нормы.
Традиция ведет к свободе. Но она именно ведет, и статус того, кого привели к свободе, и того, кто сам пришел к свободе, различны. В основе бунта Модерна против Традиции лежит стремление превратить принудительный путь к Свободе в свободный акт. Предполагается, что Человек сам преодолевает ограничения, не подчиняется Традиции, а самостоятельно воспроизводит ее из самого себя. Для этого необходим акт Воли, но ее еще нужно пробудить. Воля может адекватно отразиться только в ясном сознании, свойственном далеко не всем людям. Поскольку Воля не пробуждена, она подменяется имитациями, и смутное сознание вместо акта воления довольствуется состоянием «Мне хочется». Исчезает обусловленность традиционными формами,
но вместе с обусловленностью традиционными формами исчезает и понимание задачи. Запредельная цель замещается до-предельными задачами. Вместо прорыва начинается деградация. Нормативы разрушены, но на их место не пришла Воля.
Интеллектуальные и политические революции Модерна направлены против принудительности/обусловленности как таковой, но после победы революции обусловленность преодолевается контробусловленностью, которая абсолютизируется, и вместо того, чтобы служить лишь инструментом ниспровержения предыдущей принудительности, сама становится целью. Протестуя против обусловленности Культурой, Модерн переходит к более жестким и примитивным обусловленностям обусловленностям экономическими и социальными формами, антропологией, расой, базовыми человеческими потребностями видя в них источник Культуры, а значит, и более ценную инстанцию. Это и есть проявление архетипа Искажения, становящегося судьбой любого проекта Модерна.
Культура действительно формируется социальными отношениями и обусловлена антропологическими характеристиками созидающей культуру общности. Но эти факторы лишь набор инструментов, которыми пользуется Культура. Модерн, начавшийся как бунт против аспектов принудительности церковных форм, бунтует против Церкви как таковой, а затем переходит к бунту против Культуры, видя в порожденных Культурой формах источник зависимости от нерефлектируемых факторов. Человек хочет действовать как свободное существо, но реальный статус его совершенно иной: Воля не пробуждена и подменяется своеволием и хаосом неосознаваемых желаний.
Этот факт осознается и формулируется в психоаналитическом дискурсе как господство бессознательных структур. Бессознательное становится ценностью. Неудача освобождения от обусловленности ведет к тезису о свободе воли как иллюзии, воля начинает пониматься лишь как способность к напряжению, но не как творящая свобода.
В бунте против устоявшихся культурных форм, против Традиции как таковой, в акценте на субъектности, на прозрачной рациональности, на расширении возможностей управления и социальными, и антропологическими процессами присутствует не только деградационный аспект, но и направленность прорыва сквозь формы, которые, будучи отражениями Истины, тем не менее самим фактом внешней индоктринации несут в себе нечто противоположное Истине о Свободе. Позитивные аспекты процесса модернизации заключаются как раз в его направленности на преодоление ограничивающих барьеров. Но при этом движении к пределу ценностная высота теряется, цели подменяются средствами, а средства, освободившиеся от целей, создают предпосылки прихода эпохи Технологий, которая впитывает в себя двойственность Модерна.
Технологии можно понимать и как достижение антропологического дна, и как достижение границы, которую следует преодолеть. Эта потенциальная направленность на преодоление границ выводит нас за пределы схемы динамики социокультурных систем Питирима Сорокина последовательной смены фаз, каждая из которых воспроизводит определенный способ осмысления реальности. Можно соотнести сорокинскую идеационную фазу с эпохой главенства Церкви в организации жизни цивилизации, идеалистическую со временем преобладания Культуры, чувственную с современным состоянием белых христианских цивилизаций с их игнорированием сверхчувственной реальности и сверхчувственных ценностей. При этом есть соблазн рассматривать Технологии как одну из сторон чувственной фазы, но в самой ориентации Технологий не на то «каков этот Мир», а на то, «как он создается», угадывается возможность «четвертой фазы» фазы примата Воли и просвечивающейся сквозь технологический подход позиции-Над. Эта возможность может реализоваться (и в этом случае появится и четвертая политическая теория, и строительный материал для возведения Четвертого Рима), а может и нет (и тогда Технологии останутся технологиями обслуживания чувственной фазы).
В той исторической развилке, к которой подошли технологические цивилизации, центральной темой становится либо тема Воли (а значит, и преодоление сорокинского цикла), либо тема обслуживания хаотических и причудливых желаний (т. е. радикальная реализация чувственной фазы). Технологии могут «заморозить» на долгое время обедненные формы чувственной фазы, подчиниться рафинированному мышлению (процесс, который наблюдаем последние столетия), но могут стать и проекцией Воли.