позицию. Становится возможным перенос отдельных достижений чужой «текучести» на свою почву. Отсюда разворот в 70-е годы от опережения к бегу вдогонку.
Два способа заклинания Хаоса: управление стабильностью и управление изменчивостью. Последнее не для всех. В этом смысл сверхобщества надстройка над правилами общества примат порождения над функционированием.
Собственно, концепт сверхобщества и является идеализацией одного из аспектов советского проекта.
3.1.6. Отказ от прежних правил означал разрушение автоматики функционирования социальной машины. Но в естественном процессе новые правила появляются как модификация предыдущих. В новых правилах неявно присутствует опыт прежних. Когда же прежние правила и нормативы отвергаются радикально, развитие социокультурного организма прерывается и возврат к прежней органике развития становится невозможным. В послесталинский период то ценное, может быть, единственно ценное, что было в коммунистической практике волевое управление пластичной реальностью, заменяющее правила, было отброшено и забыто. Вместо новых правил началось заимствование правил чужих реалий.
Фатальные ограничения были заложены уже в самой квази-религиозной составляющей коммунистического проекта в его радикальном материализме, внесшем аксиологический аспект верховную ценность материи (можно хладнокровно рассуждать о ведущей роли материи в Бытии, но когда к этому присоединяется момент аксиологии, то сомнения приравниваются к преступлению, а любой тезис должен сопровождаться ритуальным подтверждением верности материалистической доминанте).
Идеология не совершила энгельсовского «скачка в царство свободы», из каузального в волевой мир, а это смертельно опасно для режима, разрушившего прежние правила и опирающегося на волевые управленческие акты. Там, где каузальность, там трансляция внешних образцов, там, где воля, творение нового.
Послесталинская власть оказалась перед выбором трансляторы или творцы должны определять направление развития. Для волюнтаристской власти творцы являются союзником и посредником между ней и Хаосом. Но власть, лишившаяся своей волевой составляющей, может опереться лишь на стабильные формы, однако их нет, и потому остается только путь заимствований. Вытеснив на периферию социальной жизни творцов, власть оказалась беззащитной перед трансляторами, которые определили постсоветский проектный ландшафт. Культ творчества занял свои позиции только в военной сфере и в отдельных сегментах культуры, в других же местах носители этого культа последовательно оттеснялись на периферию культурной жизни. Кризис становился неизбежным. Кризис означал: либо новая волюнтаризация и «выволакивание Будущего», либо неумелая имитация форм, органичных для ведущих государств современного мира, но чуждых реальной России.
Методы, с помощью которых был сформирован новый народ, оказались неадекватными для управления сознанием этого народа. Методы должны были радикально измениться, реальная же советская политическая элита не могла себе помыслить ничего выходящего за рамки известных способов управления. Для их приведения в соответствие с природой «нового народа» (который постепенно восстанавливал традиционную культуру «старого народа») нужна была новая волюнтаризация. Но ее осуществить было некому. Режим отвергался и деструктивными, и конструктивными силами.
3.1.7. Золотое время советского проекта неправовое управление. Кровавое, антирусское время, но подарившее попытку выхода из-под власти исторических нормативов. Русские волюнтаристские технологии оказались в руках силы, враждебной не только существующему порядку, но и России как цивилизации. Проект был безнадежным у коммунистов не было ни волюнтаристской культуры, ни кадров носителей волюнтаристской позиции. Более того, волюнтаризм отвергался как идеологически порочный, а значит, волюнтаристские технологии не могли развиваться.
Советский проект был вторжением некой силы «оттуда», из области «Над». Отсюда его жестокость по отношению к «субстрату». С нашей человеческой точки зрения мы должны были сопротивляться ему любой ценой, поскольку его победа означала полное уничтожение нашей традиции, культуры, элиты, задач. Но частично победив нас, он приобщил Россию к Над-проектам. Потом это «Над» ушло, и все выстроенное здание рухнуло. Но прививка «Над», проведенная
столь зверским и отвратительным образом, осталась. Она была радикально преобразована, часто в антисоветском духе, но именно эта прививка дает надежду на будущее. Новый проект не может создаваться в поле обычных проектов, поэтому оказались нереализованными и евразийский, и консервативно-революционный проекты они не выходили в то поле «за пределами», в которое уже переместилась Россия.
Глубокий парадокс советского проекта: он был одновременно и антирусским «здесь», и «своим» «там». Это означает наличие особой точки, в которой и «свое», и «антисвое» сходятся. Парадокс позволил обнажить глубинный ментальный комплекс самоотрицания как неотрефлектированный взгляд на себя извне.