Путаницу вносили известия об усиленных перевозках на железных дорогах юга России по направлению на Волынь, Варшаву, Брест-Литовск. В дополнение к этому пришло извещение от фон Кэвесса о том, что значительные русские силы, сконцентрированные южнее железной дороги Проскуров Жмеринка, в ближайшее время не предполагают вступить в действие. Посланный наш 21 августа в Подолию летчик не заметил по линии Проскуров Тарнополь значительного скопления сил противника. Поэтому в главной квартире сделали вывод, что для предполагаемого нами главного удара на север с востока никаких опасностей не предвидится.
Наша разведка осталась не оповещенной о таком важном факте, как выход 8-й русской армии из своего расположения под Проскуровом и 3-й армии из крепостного треугольника под Ровно. Поэтому мы не придали значения известиям, полученным нами 21 августа вечером, о вторжении врага в Гусятин, Тарнополь и Броды, тем более, что говорилось о 5 дивизиях. Был дан приказ для большого наступления на 22 августа, так как считали, что вышеуказанное вторжение незначительно и может быть легко отбито. Предостережение, пришедшее из Черновиц, о необходимости серьезнее отнестись к опасности с фланга,
было встречено с недоверием; согласно этому известию, 8-я армия сосредоточила свои, силы в районе Волочиск Новоселица. Командовавший этой армией Леш (фактически Брусилов, а не Леш) хотел первоначально дождаться прибытия сибирских полков, но переменил решение и перешел в наступление. Известие о наступлении подтверждалось вторжением у Гусятина и Тарнополя, и все-таки недоверчивое отношение к наличию 8-й армия продолжалось, тем паче, что 23 августа летчики заметили у Тарнополя лишь более крупные колонны конницы и небольшие части пехоты.
На основании плохой информации, наша 3-я армия предприняла наступление против гораздо более сильного противника, что и привело к поражению и проигрышу всего вступительного этапа войны.
В своей брошюре «К 10-летию со дня битв при Злочове и Перемышле» тогдашний начальник штаба 3-й армии Пфефер обвиняет верховное командование в неправильной информации [81] о положения врага. Однако в действительности, верховное командование было вправе обвинять командующего 3-й армией в 3 недостаточной информированности потому, что в его ведении была разведка всего Киевского военного округа, и в данном случае 3-я армия имела дело как раз со знакомой ей областью, где можно было использовать имевшиеся связи. Роковой оказалась недостаточная информированность о районе к востоку от Збруча.
После первого успеха у Красника главное командование было настолько уверено в победе и настолько недооценивало положение на востоке, что послало на север в помощь 4-й армии часть 3-й армии, а также отдало приказ о немедленном наступлении на Люблин. Чтобы не тратить сил на осаду Ивангорода, была сделана попытка подкупить коменданта крепости. После переговоров с командованием 4-й армии в Олежисе я поехал в свой прежний егерский гарнизон Ниско, где и передал это деликатное предложение начальнику штаба 1-й армии. Затем я вернулся в Краков, чтобы и здешнему главному разведывательному пункту дать аналогичные указания. Действительно, одному из наших агентов удалось положить письмо на письменный стол коменданта крепости. Какой оборот приняло это дело, осталось нам неизвестным, так как военные действия принудили 1-ю армию отдалиться от крепости. {22}
По мере того как развертывались военныё операции, увеличивалось и количество получавшихся нами разведывательных данных. Агенты получили большую свободу действий. Нередко затруднения встречались со стороны нашего собственного сторожевого охранения, которое не соглашалось пропускать наших агентов обратно. Это вызывалось предательством со стороны многих русофилов, что заставляло относиться к ним осторожно, но в этом отношении было много преувеличений; можно определенно сказать, что население было охвачено психозом шпионажа и видело во всем предательство. Достаточно привести один случай, имевший место в Перемышле, чтобы иметь об этом представление. В главную квартиру в Перемышле пришло известие о том, что по ночам с пожарной каланчи врагу посылаются неизвестными лицами световые сигналы. Немедленно были арестованы 2 пожарных сторожа, и ротмистр фон Вальцен попытался расследовать это дело, но чуть не поплатился жизнью за эту попытку, так как [82] слишком преданные ландштурмисты, видя в нет шпиона, открыли по тему огонь. Я лично занялся расследованием этого дела и вскоре убедился, что это сведение было ни на чем не основано. Но, конечно, не всегда такого рода извещения были выдумками: в 1914 г. были пойманы на месте преступления два серба, передававшие световые сигналы. Они были казнены. В 1917 г. к нам в руки попал документ, содержавший инструкцию командования 1-й итальянской армии, полученную жителем Сан Себастиано (местности, расположенной в тылу нашего фронта). Эта инструкция указывала особый способ сигнализации, используя такую невинную вещь, как ставни, причем каждые три окна обозначали участок фронта. Такие примеры были нередки, и это давало волю воображению. Поэтому понятно, что когда наши агенты, возвращаясь подчас со своей трудной работы в истерзанном виде, предъявляли охранению свои удостоверения, они встречали недоверие и должны были иногда так долго доказывать свою принадлежность к нашей службе, что нередко донесения, которые они с собой приносили, полностью теряли свое значение. Много времени потребовалось для того, чтобы изменить эту постановку дела и добиться более быстрого оповещения высшей инстанции о прибытии агента и установления его личности.