«Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо», со значением сказал я.
Ага! Понял! кивнул Сергей и участливо спросил: Не наоборот?
Как случается Иногда получается наоборот, пожал я плечами.
Серега посмотрел сквозь бокал на пляшущий в камине огонь и совершенно твердо разочаровал меня:
Не стану я, пожалуй, читать на ночь твоего заплесневелого дедушку Гете
Что так?
Он ведь, помимо баловства стишатами, был, кажется, премьер-министром в какой-то там Вюртембургской Швамбрании. А из поэзии заведующих мне больше по душе творчество нашего бывшего премьера Виктора Степаныча. Есть у него душераздирающее место, когда Мефистофель предлагает ему душу в обмен на «Газпром», а Черномырдин говорит: «Я часть той силы, что вечно хочет блага и вечно совершает как всегда!..»
Я захохотал:
Дурак ты, Сережка! Правильно про вас, ментов, говорят: ничего святого, кроме зарплаты.
Серега истово перекрестил пупок:
Только от испуга, господин президент! Мне с непривычки показалось, что жизнь страшноватая.
Ну, это ты не прав! Жизнь замечательная! В России сейчас самый шумный карнавал за всю историю. Удивительная, похожая на сон шикарная оргия! Людям при коммуняках было невыносимо скучно. Жизнь была серая, как солдатское исподнее
А сейчас?
А сейчас невероятно интересно! Люди громадные деньги крутят, все суетятся и торгуют, ловчат и развлекаются! Тучи «мерседесов», ночные клубы, бардаки, наркота и пьянь, стрельба и взрывы бандиты кого-то все время мочат, невозмутимо пояснил я. Всегда война не слишком опасная, не очень кровавая, но жутко прибыльная
Любопытно, покачал головой Сергей и серьезно спросил: Шахтеры, учителя, врачи, которым не платят зарплату, тоже веселятся на этом карнавале?
Вряд ли. Но они присутствуют на этом празднике. И видимо, одобряют
С чего бы это?
Если бы не нравилось они бы прекратили эту гулянку. Они все избиратели в свободной стране. Но все избегают резких движений всем есть что терять. И вообще, не радей ты, Христа ради, за народ это выглядит смешно
Сережка хмыкнул, потряс льдинки в бокале, и пульки в его браслете глухо стукнулись. Так же серьезно он спросил:
Санек, а что в этом смешного?
В любой придури есть нечто смешное, сказал я. Ты свое сострадание народу отправляешь шифровками из Парижа это придурь
Из Лиона, поправил Серега. Моя контора в Лионе. Улица Шарля де Голля, дом 200.
Тем более, заверил я его. Вот давай выйдем с тобой на улицу и побредем, как калики перехожие, и весь встречно-поперечный народ российский будем спрашивать: ой вы, гой еси, добры молодцы, сограждане наши дорогие, компатриоты любимые! Не хотите ли вы с завтрева стать лицами швейцарской национальности? Али любезнее вам быть датчанами? Судьба вам будет сладкая
сытая, спокойная, тихая. Как думаешь, согласятся?
Не знаю
А я знаю. Пошлют они нас с тобой дальше не бывает. Потому что знают: богоносничать там ни Боже мой! Воровать ужасно невозможно. Пьянствовать только попробуй! За Ампиловым по улице бегать только на карнавале. Вот и ответь по совести: так жить можно?
Серега заметил:
Вообще-то говоря, я и живу в этих обстоятельствах. И жизнь эта бывает часто мучительна
В кабинете было очень тихо. Только дрова потрескивали в камине. Сполохи пламени перебегали по дубовым панелям стен, жарко мерцали отблески на ковре винно-красного цвета, вспыхивали на золоте старых картинных рам. Я люблю эти полотна. Старая русская школа Боровиковский. Венецианов, Тропинин. Я держу их не из-за цены. Пусть они будут у меня.
Мы молчали долго, а потом Серега, механически покручивая на руке свой заговоренный браслет, тихо спросил:
Слушай, Хитрый Пес, а где брат твой Бойко?
Вот он и наступил, этот тягостный и отвратительный момент время разговоров, откровений, воспоминаний все, что я так ненавижу и к чему приговорен неотвратимо, ибо имя мне безвинно проклятый Мидас.
И сказал я как только мог просто и ровно:
Не брат я больше сторожу моему Не знаю. Пока не знаю
А узнаешь? напористо спросил Серега.
Конечно. Я это должен знать
Почему? Вы же больше не братья?.. И спрашивал он меня не как друг, а как мент.
Потому что он хочет убить меня, уверенно сказал я. Долгая пауза повисла в сумеречно освещенном кабинете. Такие паузы умеют строить только Станиславский и наш президент Борис Николаевич эмоциональная дыра, когда конец прошлой фразы забыт, а новая еще не придумалась.
Ты боишься? спросил Сергей.
Нет, покачал я головой.
Как это можно объяснить? Я ведь действительно не испытываю страха. Какое-то совсем другое, противное чувство, ощущение опасности, животной тревоги
Вообще-то меня несколько раз пытались убить. Да руки коротки, сказал я.
А почему ты думаешь, что Кот хочет убить тебя? Серега пристально всматривался в меня, словно психиатр, принимающий решение: симулянт или полный чайник?
Я знаю.
Но вы же были как братья?! Мы же друзья были! почти крикнул Ордынцев, и я услыхал тоску и боль.
Я неопределенно хмыкнул:
Выражаясь научно, бизнес и дружба явления разнохарактерные. Как соленое и квадратное К сожалению, у богатых не бывает друзей.