Первая часть легенды как будто бы подтверждала версию о том, что чучуна плод фантазии северных якутов и эвенков. В отличие от оленёкского одноногого и однорукого чучуны облик нижнеленского на первый взгляд был еще более нелеп: голова сращена с туловищем, рот помещен где-то на затылке, так что в заглатывании пищи принимают участие плечи. Как возник этот образ? Личное творчество Огоччена? Мало вероятно. Другие легенды, записанные с его слов, близки к опубликованным в литературе. Старик, видимо, добросовестно пересказывал то, что ему пришлось слышать. Но почему же все-таки голова без шеи, рот на плечах?
Где-то мне уже встречалось такое описание северных людей. Я стал перебирать в памяти публикации фольклора и вспомнил. Да это же вариант легенды «О человецех незнаемых в восточной стороне»! Легенду разыскал, прокомментировал и опубликовал профессор Д. Н. Анучин. В XI веке русские представляли обитателей полунощной страны, по-видимому ненцев, безголовыми со ртом на плечах. Малица глухая меховая рубаха с капюшоном, одежда жителей тундры, скрывала шею; при надвинутом капюшоне и известной доле воображения и страха могло показаться, что на лице один рот. Видимо, эта древняя легенда, занесенная русскими землепроходцами в Якутию, слилась с легендой о чучуне. Как известно, в низовьях Оленёка и Лены еще в XIX веке обитали потомки русских промышленников и казаков, объединенных в Усть-Оленёкское крестьянское общество. Русские старожилы не чуждались окрестного населения, они владели якутским языком, женились на якутках и эвенкийках. Что же удивительного, что их фольклор повлиял на якутский. Если это так, то легенду о чучуне, возможно, следовало рассматривать как предание о каких-то реальных людях, осваивавших Север до прихода туда предков тунгусов (эвенков) и якутов.
Чтобы проверить это предположение, я по приезде в Якутск отправился в рукописный фонд Якутского филиала Академии наук. Это хранилище уже тогда получило известность среди специалистов. Здесь были сосредоточены записи олонхо, преданий, легенд, сказок, песен, пословиц, поговорок, собранные сотрудниками Института языка, литературы и истории в течение нескольких десятилетий. Интересовавшие меня предания оказались краткими и крайне схематичными.
В Центральной Якутии, по преданию, записанному большим знатоком фольклорных произведений С. И. Боло, до якутов
обитали наделенные волшебной силой хара сагылы (черные лисицы). Они не могли сопротивляться нашествию якутов и были рассеяны. Отсюда и прозвище их «ставшие ветром». В Вилюйском районе бытовало предание о туматах охотниках с каменными орудиями, считавшихся людоедами.
В низовьях Лены будто бы жили глуповатые, недогадливые сортолы, подобные пошехонцам русских сказок. Сортолы собирали свет по совету своих мудрецов в кожаные сумки, чтобы осветить темные жилища, и несказанно удивлялись, что из этого ничего не выходит. При строительстве жилья, если бревна оказывались короткими, они пытались растянуть их. Бревно смазывали жиром, затем строители разбивались на две партии и тянули бревно с разных концов. Когда одна группа перетягивала другую, сильнейшие обвиняли слабых в нерадении. Возможно, и эту легенду, как и предание о людях без шеи, со ртом на плечах, занесли на Север русские землепроходцы.
Все эти предания, легенды свидетельствовали в общем об исчезнувших племенах древних обитателей Севера. В легендах о чучуне, напротив, рассказывалось о существе, обитающем в наши дни.
Оставалось сопоставить легенды о чучуне с преданиями о предшествующем населении у других народов Севера. Как-то в Институте этнографии мне довелось слушать сообщение Б. О. Долгих о поездке на Таймыр к энцам одной из самых малочисленных народностей Севера. Мое внимание привлекла легенда, записанная им от знатока старины Р. Силкина, о приключении бравого тунгуса, убившего огромного волосатого голого человека. «Соблазнительно, конечно, было бы истолковывать этот образ, сказал, комментируя легенду, Б. О. Долгих, как известие о каких-то диких первобытных расах, что-нибудь вроде пресловутого «снежного человека», с которым сталкивались предки энцев. Но для этого у нас нет никаких данных, кроме фольклора». Мне вспомнились также саамские (лопарские) сказания о чакли крошечных созданиях с мешочками золота за спиной. Это они населяли леса, горы, ущелья и пещеры Лапландии. Как гномы, чакли будто бы жили под землей. Рассказчики им приписывали такое же хозяйство, какое вели и саамы. Если чакли встречался обычному человеку и тот вступал с ним в переговоры, то чакли отвечал теми же словами, но в обратном порядке, хихикая и смеясь. В легендах чакли наделялись злобным характером. Они заманивали путников в каменные ущелья и здесь душили. От них откупались бросали монетки. Здесь характерным было то, что чакли не предшествовали саамам, а сосуществовали с ними.
А сколько написано о ненецких сииртя, человекоподобных существах, сказочных обитателях тундровых холмов? Это карлики, выходящие на поверхность земли только ночью. По одним легендам, они подбираются под покровом темноты к оленям, ловят их, и тогда на шкуре белых оленей появляются черные пятна; по другим возникают перед человеком, которому суждено счастье, и, наконец, по третьим это аборигены, осваивавшие тундру до прихода ненцев.