Она попрощалась общим кивком и вышла первой, а за ней тронулись Николай и Юра провожать. Николай даже попытался галантно взять ее под руку, но без особого успеха все это Андрей видел сквозь подмерзшее окно.
Оставалась половина свободного воскресенья. Отдых не так уж часто выдавался в его армейской жизни. На фронте разведчика кормят ноги. И само собой голова. Самая беспокойная профессия. Спокойствие ему нужно, когда он идет на риск. Не будешь спокойным тебя успокоят. Навсегда.
А сейчас его ребята в клубе, напротив, репетируют.
Прекрасное занятие. И вокруг солнечный, тихий мир, и нет за нейтралкой врага А он почему-то не находил себе места. Глянуть бы хоть глазком, как там с ними управляется в клубе эта егоза в красной шапочке и белой дошке. Впрочем, дошку она, конечно, сняла. Интересно, как одета
Нет, ничего, кроме любопытства, она не вызывала, была для Андрея одной из тех девчонок полек, чешек, немок, которые проплывали мимо пестрой вереницей, особенно когда войска с ходу брали города и поселки, незнакомое девчоночье племя
Порой хотелось остановиться, заговорить, понять, как и чем они жили и похожи ли на его школьных подружек. Все тут было иначе, и они, должно быть, иные. Какие? И что на их языке означает дружба? Помнится, учились до войны в смешанных классах и за партами сидели с девчонками, и все у них было поровну, все общее и работа в пришкольном саду, и подготовка к экзаменам, и затрепанная книжка о Павке Корчагине, которой все зачитывались, а потом спорили до хрипоты, прав ли Павка, отбросивший всякие романы ради строительства новой жизни. И все в конце концов сходились на одном прав
А уж на фронте было не до любви. И слава богу. Наверное, влюбись он в радистку Альку, сердитую, как черт, хрупкую, интеллигентную девочку, не взорвать бы моста на Одере. Нет, любовь это жалость, а жалость бы их погубила. Вот он ее и гонял перед заданием, не давая спуску, по буграм и ельникам, по холодной весенней воде с полной выкладкой плюс рация.
Железная девка! хвалил он ее.
После тренировок Алька валилась на нары, расстегнув ворот гимнастерки, и глаза на синеватом от ветра лице ее блестели, как проталины под луной на вымерзшей нейтралке.
Все-таки не выдержал однажды, прикоснулся к плечу и спросил со смешком: «Ну, как нагрузочка, старуха?» Она вспыхнула: «Нормально, старик. Я ведь «железная», не так ли?» «А ведь командиру не положено тыкать, сержант». «А хамить женщинам положено?» Так и не понял, чего в нем больше было в эту минуту злости или восхищения. На обратном пути из вражеского тыла ее ранило в ногу, и ему пришлось почти всю дорогу тащить ее. Под конец Алька уперлась: оставь меня! Силы уходили, и он даже улыбнуться не мог, только и сказал: «Ну вот мы и дома, старуха. Подлечишься вернешься». «Хорошо, тихо ответила она, не размыкая век, только не к вам, поищу дом покультурней». На щеке у нее заблестела слеза. Он проводил девчонку с щемящим сердцем навсегда.
«Ничего, подумалось ему совсем некстати, завтра митинг на заводе, погляжу, что за самодеятельность». И на душе полегчало. С чего бы это?
взгляды со всех сторон, не ощутил, до чего глупо выглядит.
И сам рассмеялся, и все вокруг.
Откуда, лейтенант, за какой нуждой? суховато спросил пожилой аскетического вида мужчина в выцветшей гимнастерке со следами погон.
Мужчина этот оказался старшим мастером по фамилии Копыто. Бывший партизан, предзавкома Денис Денисович Копыто, как представился он чуть погодя, когда Андрей объяснил цель визита.
Хотелось бы поговорить со стеклодувом Ляшко. Если можно.
Можно, почему нельзя, сказал Копыто и вынул из кармашка брюк огромные, луковицей, часы. Через пять минут у нас митинг по займу. С артистами на закуску Поприсутствуете? А Ляшко вон Мастер кивнул в дальний угол, где маячила коренастая фигура в рубахе, казавшейся розовой в отсветах печного пламени
Но взгляд его, скользнувший в сторону Ляшко, будто споткнулся на пути, даже сердце бухнуло: Стефка!
Главная «артистка» склонилась у стола ОТК, с интересом разглядывая ажурные изделия, а рядом с ней этот самый красавец с эмалевыми глазами Степан, в новеньком сером костюмчике в клетку. Вырядился, как на праздник. Да ведь у них и впрямь праздник выступление перед рабочими. В руках у Степана красовалась какая-то громоздкая штука с подвесками люстра, что ли? он крутил ее, как-то чересчур внимательно рассматривая, довешивал висюльки.
Андрей внутренне весь подобрался, прислушиваясь как бы со стороны к каждому своему слову.
Подожду, если не мешаю.
Что вы, улыбнулся Копыто, почетный гость. Не было б вас не было и нас. Ни выборов, ни завода.
Ни этих царских люстр, неожиданно заметил Степан, не оборачиваясь. И чуть заметно хмыкнул, бросив на Стефку многозначительный взгляд. Приподнял за крюк собранную люстру, засверкавшую стеклянными свечами.
Яка пенкна! всплеснула руками Стефка. Як старинная
А некоторым не нравится, произнес Степан громко, ни к кому не обращаясь. Тут у нас лектор был в клубе. Он наши абажуры назвал гнилой мещанской пищей. Усмехнулся и снова приподнял сооружение из стекла.