Второе правило было скучной констатацией общеизвестного факта: серьёзный покупатель всегда прав. Кальвин добавлял к нему «пока жив», но делал это так, чтобы Шахрук случайно не услышал. Хозяина лавки это бесило, а парню предвещало порцию непростительно долгих и убийственно нудных нотаций.
Кальвин сел к прилавку спиной и принялся изучать первозданный хаос, царящий на стеллажах, в поисках бодрящего чтива. Книгами была забита каждая полка, и было ощущение, что их просто вывалили из мешка. Книжный шкаф нависал над ним, словно гребень пустынной дюны. Кальвин долго боролся со страхом, что книжный шкаф однажды обрушится ему на голову. И даже сейчас, сидя за прилавком, он поднял взгляд вверх и в голове представилась картина, как вся эта куча фолиантов разного веса и размеров валится ему на голову и тут же отбросил эти мысли. Ведь как учат мудрые люди мысль материальна.
В магазине для посетителей Шахрук держал яркие, но дармовые вещи, скупленные дешево старые блокноты, дневники путешественников и прочее барахло, на которое западают разве что новички в антикварном деле, да случайно забредшие в магазин зеваки. Именно этот хлам Кальвин подсовывал доверчивым покупателям, потому что в лавке существовал и второй зал, где принимал сам хозяин лавки.
Третье правило Шахрук повторял не реже, чем трижды на дню все предметы в лавке собственность владельца этой лавки. Выносить древности строго-настрого запрещалось и каралось подзатыльником. Впрочем, Кальвин ещё ни разу не попадался.
Между книгами Кальвин заметил затолканный вглубь дневник с черной кожаной обложкой. Ни названия, ни автора, только странный символ, начертанный особыми чернилами, отчего знак светился в полутёмной лавке сломанные карманные часы. Парень пролистал, не разглядывая: много записей, еще больше зарисовок, исписан от корки до корки и в конце вырвано несколько страниц, отчего первые страницы держались на честном слове. На корешке были выгравированы инициалы У.Г.
На книжную полку внезапно упала тень. Кальвин обернулся, ожидая увидеть перед собой покупателя, но лавка была пуста. Дыхание у него перехватило, воздух сбился в комки и их приходилось втягивать в лёгкие силой.
-- Кэлвин! Подымись-ка наверх! Ты мне нужен!
Окрик Шахрука заставил его вздрогнуть. Кальвин посмотрел в пустоту лавки, обернулся на книжный шкаф и не обнаружил там никакой тени.
3
Как и всегда, поручения Шахрука не могли ждать. Кальвин как мог быстро поднялся по лестнице на второй этаж, но хозяин лавки всё равно был недоволен промедлением. Напомнив Кальвину, что лишь уговор с его родителями до сих пор не позволяет ему выкинуть парня на улицу, сандвакиец вручил ему письмо.
-- Доставить быстро и безопасно. Район Башни, пересечение Косого канала и проспекта Скульпторов. Дом оранжевый с большими окнами. Он там один такой ты сразу поймёшь.
-- Понял.
-- Постучишь в дверь, скажешь, что Шахрук прислал весточку для господина Кренеуса. Отдашь ему лично.
-- Хорошо, - Кальвин убрал письмо во внутренний карман рубахи, нашитый специально для таких поручений.
-- Доставил и мигом обратно! У меня нет времени выполнять твою работу! Усёк?
-- Усёк.
По дороге в квартал «Длинных плащей», как его называли в народе, Кальвин всё думал, отчего у всех сандвакийцев такие взрывные характеры. Нетерпеливость и склонность к агрессии при разговоре с собеседником превратилась в отличительную черту этого народа и всех их многочисленных родственников. На прошлой неделе парень читал путевой дневник Кьюса Дендри, известного народоведа Расколотой империи, так он сетовал на недружелюбное отношение к своей странствующей
персоне со стороны, как он выразился, «песчаных людей». И описание народа точь-в-точь совпадает с нынешними сандвакийцами невысокие, с кожей цвета бронзы, короткими волосами, черными и жесткими, как гривы лошадей, которых они разводят для передвижения из города в город. Дендри писал, что «песчаный народ» отнесся к просьбе сопроводить его к развалинам Мар-Цесаванны слишком враждебно. Его попытались избить и отобрать записи. С большим трудом, исследователь унёс тогда ноги из Хаванмура.
Как Кальвин узнал позже, дневнику было больше четырехсот лет. Осмотрев записи, Шахрук тут же прибрал книжку к рукам, даже не дав ему дочитать. Кальвин решил, что хозяин лавки пересмотрел свои планы на её истинную ценность.
Подходя к Косому каналу, молодой человек пришел к выводу, что виной скверному характеру палящее солнце и жестокие социальные условия, разогревающее мозги бедным сандвакийцам до такой степени, что они совершенно перестают с ними, мозгами, дружить.
Шахрук точно описал необычайный дом. В отличие от скучных двухэтажных соседей, у оранжевого трёхэтажного здания на пересечении улиц были просто огромные окна. Более того, на фронтоне здания в солнечных лучах переливался мозаичный витраж с изображением батальной сцены несколько магов держали полупрозрачный зеленый щит над группой раненых людей. Кальвин, потрясённый картиной, не сводил с неё глаз, пока шёл к узкому крыльцу.
Массивный железный молоток в виде языка какой-то твари звонко отбил три удара. Открыли ему не сразу. На пороге появился человек без возраста с белым лицом, напоминавшим театральную маску.