Лихачев Виктор Васильевич - И матерь их Софья стр 12.

Шрифт
Фон

Все смотрят на Прокофьева. Он очень долго молчит, наконец, говорит. Прокофьев. Хорошую Вера Ивановна себе замену нашла. Она умела убеждать, и ты, Ирина, умеешь. Как после таких слов отказаться? Евграфыч. Друг Тихон, пора наливать.

Прокофьев. Подождите радоваться. Хочу сразу предупредить: репетировать будем каждый день, никаких отговорок про огороды и проводы в армию, как тогда, слушать не буду. Две неявки - и мы расстаемся с эти человеком. Войтюк. Принято.

Прокофьев. Далее. Покажите мне ваши списки. (Смотрит). Что, и Дикой в строю? Васильев. А куда мой тезка денется? Он у нас как огурчик. Прокофьев. Катерина - Софья? (Смотрит на Лазукину). Ты об этом знала? Филатова. А чем тебе наша Катерина не нравится? Глядишь, еще один талант откроется.

Самсонов. Коля, мне кажется на самом деле отличная замена. Во-первых, яблоня от яблони, а во-вторых, чисто внешне Софья Викторовна и сестре фору даст. Войтюк. Чья бы корова мычала.

Прокофьев. Говоришь, яблоня от яблони? Софья. (Тихо). Мы на разных яблонях росли... Я знала, что Ирина Леонидовна затевает и очень хотела, чтобы ты согласился. (Ко всем). Если меня утвердят на роль, не уверена, что сыграю хорошо, но буду счастлива быть вам полезной. Евграфыч. Речь не девочки, но жены. А ты, Михалыч, или продолжай или заканчивай, а то водка теплой становится.

Прокофьев. Кабаниха - Козлова? Нет, Нина Ивановна, ты просто идеальная и неподражаемая Феклуша. Будем считать, что Кабанихи у нас пока нет. Войтюк. Коля, а может,

Нина Ивановна попробует? Вера Ивановна смогла, и она сможет.

Прокофьев. Еще раз повторяю, мне Козлова нужна как Феклуша. Без ярких эпизодических ролей спектакль никогда не получится... И самое главное, что я хочу сказать: мы не будем восстанавливать ту "Грозу". Войтюк. Не будем?

Прокофьев. Это вы можете сделать и без меня. Не обижайтесь, но мне не интересно то, что однажды уже было сделано. Тем более, мы все стали другими, одни в большей, другие в меньшей степени, но другими. Евграфыч. Что же мы будем делать в таком случае? Прокофьев. Ставить новый спектакль. Без греческих мантий и лучей света в темном царстве.

Евграфыч. Но мы тогда говорили, что для вечности даже сто лет - один миг. Что, пятнадцать лет прошло и все заново?

Самсонов. Эх, Евграфыч, для вечности сто лет - миг, а для человека пятнадцать могут стать вечностью.

Прокофьев. Стоп, ребята. Обо всем этом поговорим на репетиции. Сейчас я спрашиваю вас: вы согласны рискнуть?

Войтюк. А чем мы рискуем, Коля? Конечно, согласны. Прокофьев. Чем рискуем? Каким был бы день, если бы Господь не различал цветов? Какой была бы наша жизнь, не будь в судьбе каждого из нас "Грозы"? Но, пожалуйста, не забывайте: мы тогда были молоды. И про древнюю мудрость не забудьте: в одну реку нельзя войти дважды. Вот чем мы рискуем. Войтюк. Это не риск, Коля, это наш шанс.

Прокофьев. Шанс? Что ж, об этом я не подумал. Васильев. Ребята, я знаю, почему мы поставим этот спектакль! Евграфыч. Постановщик, ядрена вошь!

Васильев. Молчи, старик. Ребята, если мы выйдем на сцену, значит, нас не сломали, понимаете? Ни жизнь эта треклятая, ни время - непонятно какое. А люди придут, посмотрят... И мы... мы им силы дадим, понимаете? Евграфыч. Давальщик, ядрена вошь!

Самсонов. Постой, Евграфыч, он правильно говорит. Не очень складно, но верно. Так только сердцем можно говорить...

Васильев. Спасибо, Петр. Да Евграфыч и сам все понимает. И лучше меня скажет об этом, только не мне или тебе, а дубу нашему одуевскому. А я хочу громко. Михалыч, веди нас! Не поверите, я себя панфиловцем почувствовал. Велика Россия, а отступать некуда - позади Москва.

Евграфыч. Надо же, панфиловец... Прокофьев. Евграфыч, не смейся. Помнишь, наш разговор о закусочной? Будем считать, что для Сергея "Гроза" - такой же рубеж. И вообще, у каждого человека в жизни есть свое Куликово поле или разъезд Дубосеково. И свой выбор: выстоять или сдаться - третьего не дано... Все, достаточно слов. Будем пировать. Войтюк. Правильно. Давайте праздновать. За твое возвращение, Николай. Прокофьев. За наше возвращение.

Картина третья.

Городское кладбище. Тишина. Поют птицы. У одной из могил сидит Прокофьев. Прокофьев. Ну вот, мама, и поговорили. Завтра приду опять. Николай Михайлович кланяется и поворачивается, чтобы уйти, но тут замечает Лазукину, тихо подходящую к ограде.

Лазукина. Здравствуй, Коля. Я так и знала, что увижу тебя здесь. Прокофьев. Здравствуй. Прекрасно выглядишь. Лазукина. Спасибо. Скажу честно: удивлена. Ты тоже совсем не изменился. Прокофьев. Вот видишь, какие мы с тобой молодцы. Ну, ладно, пока... Я пошел. Лазукина. (Ошарашено). Как - пошел?! Ты даже не хочешь со мной поговорить, узнать, хотя бы из вежливость, как я жила все эти годы. Прокофьев. Здесь место такое, Тамара... особенное. О суетном говорить как-то не хочется. Даже из вежливости. С мужем твоим мы уже общались. Лазукина. Он мне передал ваш разговор, и я хотела бы... Прокофьев. (Перебивает). Вот видишь, кое-что друг о друге мы знаем. А вежливость здесь не при чем. Жизнь научила меня одной простой вещи: чем меньше знаешь, тем лучше себя чувствуешь.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке