Видела, мой собственный голос звучит хрипло.
без дрожи. Я беру ящик, выношу его во внутренний двор и перед парой пораженных садовников, занимающихся подрезкой магических роз, бросаю всю эту чепуху в печь для сжигания мусора. Пламя жадно лижет воск и шелк.
Мусор, громко и четко говорю я, обращаясь больше к воображаемым слухам, чем к садовникам. Кто-то плохо убирался.
В другой раз Лиана приносит мне с рынка слух, что по городу ходит какая-то женщина, которая клянется, будто я приходила к ней в лавку за компонентами для любовного зелья незадолго до знакомства с принцем.
Детали туманны, лавка несуществующая, но семя брошено.
Я просто киваю, благодарю Лиану за бдительность и погружаюсь в составление учебного плана по основам магической этики.
Моим ответом становится не оправдание, а работа. Каждый составленный мною документ, каждый приведенный в порядок уголок академии это мой молчаливый протест этому балагану.
Вечера становятся неожиданным нашим пристанищем. Кэрон возвращается из столицы поздно, часто запыленный дорогой, с тенью усталости вокруг глаз, но с неизменной прямотой во взгляде.
Мы ужинаем в малой столовой, вдали от любопытных взглядов прислуги. Сначала разговоры короткие, почти деловые.
Как дела? спрашивает он, отодвигая тарелку с почти нетронутым ужином.
Аудитория преобразований готова. Заказала новые кристаллы для практикума, отвечаю я, не поднимая глаз от своих записей.
Хорошо.
Потом он начинает делиться. Не подробностями своих политических игр, а их сутью.
Сегодня я посещал Совет по образованию, говорит он однажды, медленно вращая бокал с вином. Обсуждали финансирование региональных школ. Никто, конечно, не посмел поднять тему Вестника прямо. Но взгляды красноречивы. Он хмыкает. Мой любимый граф Оринель вдруг озаботился чистотой магического генофонда и необходимостью тщательнейшей проверки преподавательского состава. Случайно, конечно.
Что ты сделал? спрашиваю я, откладывая вилку.
Напомнил ему, что его собственный генофонд обязан своим существованием не слишком чистому зелью, которое его прадед использовал, чтобы соблазнить богатую невесту. Старые судебные архивы просто восхитительная вещь. Он резко перестал интересоваться генетикой.
Он рассказывает это без злорадства, с холодной, почти механической эффективностью.
Он методично, шаг за шагом, обрубает щупальца страха, которые Феликс пытается запустить в правящие круги.
Одним напоминает о долгах, другим о старых грехах, третьим просто дает понять, что их бизнес может неожиданно столкнуться с административными трудностями.
Он ищет лжесвидетелей, как-то вечером сообщает Кэрон, его лицо мрачное. Предлагает деньги. Немало. Ищет тех, кто мог бы подтвердить, что видел, как ты покупаешь запрещенные ингредиенты или проводишь темные ритуалы.
Мое сердце падает.
И находит?
Пока нет. Пока те, к кому он обращается, боятся меня больше, чем жаждут его денег. Он смотрит на меня. Но это вопрос времени. Он отчаялся и найдет кого-нибудь отчаявшегося.
Самым тяжелым становится молчание маркиза Ларосского. Он не отзывает своего сына, но и не присылает ни слова поддержки. Его нейтралитет в этой ситуации красноречивее любого обвинения.
Однажды ночью за очередным поздним ужином я не выдерживаю.
Почему ты это делаешь? вырывается у меня, когда мы сидим у камина в его кабинете. Ты мог бы отступить. Сохранить лицо. Сказать, что был под влиянием моих чар, а теперь одумался. Твой статус остался бы неприкосновенным.
Кэрон долго смотрит на огонь.
Во-первых, говорит он наконец, я дал слово. Драконы своего слова не нарушают. Даже если оно еще не скреплено клятвой. Он делает паузу. А во-вторых это не важно. Тебе не стоит думать о подобном.
Глава 43
Это не важно, повторил он наконец, все еще глядя на пламя. Но раз уж ты спросила, он повернулся ко мне, и в его глазах горел не отраженный огонь камина, а какой-то внутренний, холодный свет. Потому что он перешел грань. Он покусился не просто на тебя или на мою репутацию. Он покусился на саму идею этой академии. На память моего отца. На будущее, которое я которое мы пытаемся построить. С ним нужно было покончить. И я покончил.
Он сказал это с такой леденящей простотой, что у меня по спине пробежали мурашки.
Покончил? Что ты сделал, Кэрон?
В этот момент в кабинет, не стуча, вошел Гаррет. Его лицо было невозмутимым,
на честь невинной женщины, на репутацию одного из моих вернейших вассалов и на стабильность в королевстве, сея ложь и раздор. Твои действия недостойны принца крови.
Он обвел взглядом всех присутствующих, и его взгляд на мгновение задержался на мне.
Маркиз Ларосский предоставил неопровержимые доказательства твоих манипуляций. Герцог Бланш проявил выдержку и лояльность, не поддавшись на провокации. А леди Клайд, он кивнул мне, проявила стойкость, которой могла бы позавидовать любая знатная дама.
Он повернулся к стражникам.
Уведите его. В его покои. Под замок. До моего дальнейшего решения. Всем присутствующим считать произошедшее сегодня государственной тайной.
Глава 44
Первые дни странные.
Официально ничего не происходит.
В «Королевском Вестнике» не появляется опровержения или разгромной статьи о Феликсе. Не было громких указов. Есть лишь оглушительная, звенящая тишина из дворца и письмо.