Так постепенно развиваются события. Ход их медлителен, однако повторения редко совпадают дословно, и это придает сценам движение и делает их менее монотонными.
В хеттских записях также сохранились мифологические тексты местного происхождения, но совершенно очевидно, что они не являются литературными произведениями, подобными тем, о которых шла речь выше. Они не только менее изысканны и в деталях, и в общей композиции, но главное они настолько тесно связаны с культом и религиозными ритуалами, что их нельзя даже сравнивать с иноземными образцами. Например, миф об исчезнувшем божестве и его возвращении представляет собой лишь часть ритуала, исполнявшегося для того, чтобы божество приняло молящегося под свое покровительство. Миф о борьбе бога грозы со змеем рассказывали во время празднества «пуруллия», которое происходило в священном городе Нерике. Все эти тексты представляют собой огромный интерес для ученых, изучающих фольклор и религии, однако их литературные достоинства не очень высоки.
Эпически-мифологическое прошлое Месопотамии сливалось для писцов с полулегендарным прошлым древнейших исторических монархов. Среди этих фигур главными были Саргон и Нарам-Суэн, самые могущественные правители Аккадской династии. Созданные вокруг них литературные сюжеты, по-видимому, были переведены на хеттский язык и сохранились в архивах Хаттусы.
Однако следует напомнить это важно, что правители Аккада были прославлены не только величием их царства, но и страшным его падением. Согласно месопотамским представлениям, судьба их зависела от божественных предопределений, человеческих взаимоотношений (мести, обид) и воздаяний свыше.
Основную идею, что прошлое не является рядом случайных событий, а предопределено их сочетанием, хетты опять же развили в характерной им манере. Хотя божественное благоволение и сохраняло первостепенную важность для них, всякое несчастье они объясняли скорее не гневом богов, а человеческой слабостью и неправедной жизнью. Так, в местных легендах, подобных «Сказанию об осаде Уршу», где речь идет о попытках древнего правителя захватить вражеский город, вина за его неудачу возлагается не на богов и не на царя, не сумевшего угодить им, а на вопиющее невежество его военачальников, которые не смогли даже проследить за исполнением своих приказов. В данном случае, если судить по сохранившейся части легенды, вряд ли мораль ее относилась к военачальникам того времени, зато хеттские монархи с первых дней Древнего царства явно использовали в своих декретах и уложениях уроки прошлого. Например, Хаттусили I, назначая Мурсили I наследником трона, приказывает своим приближенным исполнять царские повеления, ибо только тогда Хаттуса сохранит главенство и на земле ее будет мир. Был прецедент, когда царские слуги ослушались монарха и возвели на трон узурпатора. «Многие ли из них избежали своей участи?» риторически вопрошает царь.
Еще более характерна преамбула «Указа Телепину», в которой царь рассматривает раннюю историю государства и объясняет его успехи полным согласием, царившим тогда в царской семье, в то время как нынешние несчастья происходят из-за отсутствия такового. В подобных обзорах прошлого, где разные события объясняются главным образом достоинствами и недостатками людей, а не вмешательством сверхъестественных сил, древние хеттские монархи и их писцы предстают перед нами как истинные предшественники «отца истории» Геродота.
Те же дворцовые хеттские писцы обладали еще одним талантом Геродота живостью повествования и умением создавать реалистические образы. Творения их состоят главным образом из постановлений и указов, анналов и договоров, но даже в таких текстах они поражают читателя отсутствием формализма и традиционных условностей. Наоборот, в них зачастую чувствуется живой язык, изобретательный и раскованный, и стремление передать драматическую напряженность той или иной сцены или проиллюстрировать характер действующего лица в совершенно оригинальном стиле.