Затем своими наручниками пристегнул правое запястье Чаки к левой руке Рокко, а наручниками Томми Ями пристегнул левую руку Чаки к ремню на детском сиденье Эдварда. Теперь урод никуда не сбежит.
Выпусти меня! застонал он, им овладела прекрасная, чудная паника. Это же склеп!
Клей завел машину и исчез с глаз изумленных людей на улице.
Это плоды твоего труда.
Да это мясобойня! Я уже сказал, я тут ни при чем. Этот безмозглый дебил должен был тебя только напугать.
Как?
Губы дрожали, но Чаки промолчал.
Я живу в твоем мусоре уже четыре года, записывая каждое твое движение, Чаки, но так и не смог добыть ничего ценного. Так с чего вдруг так сильно понадобилось сотворить такое?
Это не вдруг. Ты мне действовал на нервы. Судебные издержки, выплаты, все эти взятки да знаешь, сколько ты мне стоил?
Да?
Да, гнилой ты ублюдок.
Пустяк, но Клей почувствовал себя лучше, как будто это все и не было пустой тратой времени. Он выжимал из себя все, что мог, но даже он не смог победить, зато хотя бы выбесил этих гадов. Наконец-то есть за что держаться, как раз тогда, когда это больше всего нужно.
Он вырулил к Центральному Западному парку, и мимо пронеслись кареты скорой помощи.
Куда ты меня везешь?
Недалеко.
Почему ты просто не мог взорвать мой дом, как нормальные люди?
Спроси моего сына.
Они проехали верхнюю часть города и повернули с 86 улицы к дороге в парк. Дорога была забита как всегда но Клей дождался просвета между такси и вдавил педаль, резко вращая руль направо, въехал на тротуар и по газонам в парк.
Останови машину!
Они ехали через лужайки, где отец Клея играл с ним в мяч по субботам утром, когда ничего не было важно, кроме мечты стать копом, как папа. Он исполнил свою мечту.
Каприче кидало, как бешеную, Клей начал посмеиваться. В конце концов, Чаки начал скулить, потом умолять, потом мучительно рыдать, сотрясаясь всем телом. Клей улыбнулся и закрыл глаза, убрал руки с руля и стал просто наслаждаться жизнью.
Они задели дерево на вершине холма, и Каприче взлетел. Клей ничего не видел, вжался в сиденье, наслаждаясь чувством невесомости. Успел досчитать до трех и понял, что будет очень плохо, когда они приземлятся. Тяжелый удар отразился в бурей боли у него в животе, органы рвались и тряслись. Стекло разбилось, и голову заполнил визг мнущегося металла. Острейшее копье агонии вонзилось в мозг, но все это не могло заглушить вопли Чаки Фариенте, разносящиеся над лугами, когда Каприче совершил свою безумно жесткую посадку.
Потянуло дымом, и кондиционер вырубился.
И тогда тишина затопила город.
Мухи ползли по горлу Клея, и, жужжа, слетали, когда шевелился кадык.
Он услышал шорох наручников Чаки пытался освободиться. Клей посмотрел себе на колени и увидел зияющую черную дыру там, где раньше был его живот, все разорвалось и вывалилось.