Я хочу открыть рот и сказать ему, чтобы он заткнулся. Что если он собирается быть здесь, то мог бы с таким же успехом позволить мне спать спокойно. Я не хочу, чтобы он был здесь. Я никогда не хотела, чтобы кто-то был здесь со мной в такие моменты. Когда я избита, сломлена и измучена. Даже Регис снова и снова получал отказ, когда я возвращалась с работы окровавленная, опухшая и такая чертовски грязная, что не хотела, чтобы кто-то был рядом, даже я сама. Я хотела разорвать свое собственное тело, выбросить его в океан и просто улететь. Отпустить и парить над облаками, взлетая все выше и выше, пока никто и ничто больше не сможет коснуться или запятнать меня. Не моча и дерьмо мертвых. Не действия, которые я совершила. Даже кровь в моих собственных венах.
Однако Теос не уходит. Несмотря на мою напряженную позу и то, как я стараюсь держаться как можно дальше от него на маленькой кровати, он просто кладет широкую ладонь мне на бедро и придвигается еще ближе. От этой руки на моем бедре у меня пересыхает во рту. Он обхватывает и разминает мышцы там, мягко, с гораздо большей осторожностью, чем когда пытался повалить меня на кровать раньше как будто он забыл о моих настоящих ранах. Его пальцы двигаются вверх и вниз осторожными движениями, пытаясь размять узлы, насколько это возможно в нашем положении. И я вспоминаю, какими были его прикосновения когда их цель была совсем другой.
Хватит. Слишком близко. Он чертовски близко. Я ненавижу это. Презираю. Терпеть не могу и всё же Повторяющееся, настойчивое надавливание его пальцев в моё бедро это последнее, что я чувствую, прежде чем всё исчезает. Прежде чем тьма в последний раз поднимается, вонзает когти в моё всё ещё сопротивляющееся тело и уносит меня туда, в прохладную, беспросветную ночь.
Глава 7
Кайра
Солнце встаёт в седьмой день после моего наказания, знаменуя конец отсрочки от обязанностей Терры. Тусклый, приглушённый свет заливает мою и без того унылую комнату в северной башне, и я почти испытываю облегчение от того, что утро наконец пришло.
К пятому дню своего заточения я уже могла стоять и ходить по комнате. Я принялась бегать на месте и растягивать ноющие мышцы спины, рук и ног все они отвыкли от бездействия и боли.
Теперь, когда неделя истекла, я просыпаюсь и обнаруживаю, что голова у меня яснее, чем была с того момента, как я проглотила белладонну. Яд, который я оставлю себе на будущее для миссий, даже если я благодарна Регису за предусмотрительность. Но что еще более важно, когда я открываю глаза в свой последний день, я обнаруживаю, что, к счастью, яодна. В моей постели нет золотоглазого, золотоволосого Даркхейвена, который раздражал
бы меня до чертиков одним своим присутствием. Мой взгляд скользит по твердому углублению и очертаниям его фигуры на моем тонком матрасе в воспоминаниях.
Я сажусь, когда утренние лучи солнца падают на барьер между полом и стеной в другом конце комнаты, и разминаю свои уставшие и ноющие мышцы. Моя спина все еще побаливает, но я определенно чувствую себя сильнее, чем была всю неделю. Даже несмотря на то, что мне позволили питаться едой, которую оставлял у двери тихий и нервный Найл, я с нетерпением жду возможности наконец-то покинуть эту башню. Надо не забыть поблагодарить Найла подозреваю, он был единственным, у кого хватило храбрости приносить мне столь необходимую еду.
Дискомфорт отзывается в позвоночнике, и, используя маленькое карманное зеркальце, которое я припрятала в сумке ещё при первом прибытии в Академию, я проверяю следы от кнута, прорезавшие мою спину. Они всё ещё красные и слегка припухшие. Поскольку сам кнут не был покрыт слоем серы, есть шанс, что шрамов не останется, но я всё равно буду держать спину прикрытой, пока отметины окончательно не заживут.
Я не перестаю удивляться своими способностями к исцелению. Большую часть недели от белладонны у меня часто кружилась голова или я чувствовала усталость, даже после того, как я начала чувствовать себя лучше. Я предполагаю, что это сработало бы еще лучше против заживления отметин, которые оставил на мне Акслан. К счастью, они не только закрыты и покрыты струпьями я поддела кончиком ногтя одну из них пониже на спине, там, где действительно могла дотянуться, но и следы, казалось, зажили даже под струпьями. Не то чтобы я кому-то об этом расскажу.
Обернув вокруг груди дополнительный комплект бинтов, которые хранились в моей маленькой сумке, и заправив их концы между грудей, я вздыхаю с облегчением, впервые за несколько дней почувствовав себя полностью прикрытой. Я бы подумала, что если бы они обвились вокруг моей спины, то израненная плоть заболела бы еще сильнее, но все как раз наоборот. Я чувствую себя так, словно сбрасываю кожу, а не надеваю новую, как будто этот ужасный опыт остался позади и я могу просто двигаться дальше, несмотря на сохраняющуюся боль или нет.
Наклоняясь над кроватью, я поднимаю кремовую тунику, которую носила последние несколько дней, и хмуро смотрю на нее. Я нюхаю ткань, отмечая, что она слегка пахнет дубом. Это определенно не мое. К сожалению, однако, обыскивая остальную часть комнаты, я не могу найти другую тунику. Я бросаю взгляд на единственное платье, которое Регис успел засунуть в мою сумку перед моим уходом. Оно тусклого коричневого цвета. Плотное для зимних месяцев, с лифом на шнуровке спереди, который легко затянуть самой без посторонней помощи. Я обдумываю это, но решаю не делать. Туника будет свободнее прилегать к моей коже и гораздо менее болезненна.