Защитить, повторил, но уже куда спокойнее.
Я опустился на землю рядом, спрятал лицо в коленях.
Ощущал, как тревога смешивается с напряжением, усталостью, печалью. Всё сразу и по отдельности. Сильное, тяжёлое, затуманивающее мысли.
Я пытался отрешиться от этого не получалось. А от того, что не получалось, становилось только хуже.
Гвен опустилась рядом.
Наши жизни перевернулись за считанные часы. И знаешь, о чём я подумала первым делом, когда мы вступили в бой и сразились с теми, кто были нашими товарищами? Она дождалась, пока я посмотрю на неё. «Зато мне больше никогда не придётся возвращаться в эту грёбаную Академию».
Я почувствовал, как уголки губ дёрнулись вверх.
Гвен ткнула меня пальцем в щёку.
Ты снова научишься улыбаться. И снова почувствуешь, что в жизни есть смысл. Мы все научимся. Но какое-то время это будет сущий ад.
Я ничего не ответил, просто качнулся плечом, ударившись о её бок. Мы сидели, наблюдая, как остальные разводят огонь и готовят что-то на ужин.
Голубые глаза Гвен уставились на Оберона и Мидоу.
Я знаю, зачем эти двое идиотов здесь. Инис Файл хочет быть в курсе. В курсе о ней.
Я зарычал.
Если бы я не был уверен, что они не собираются причинить ей вред, я бы уже давно вырубил их и скинул их тушки в какую-нибудь кучу говна капалаха.
И чем нас больше, тем лучше.
И это тоже, признал я, почти неохотно.
Но Фионн Она покачала головой с недоверием. Её светлые, спутанные, запылённые волосы распались по худеньким плечам. Он покинул долину.
Да. Этот старый сумасшедший сдержал бы обещание, даже если бы это стоило ему жизни.
Теперь он не отойдёт от Аланны. С тех пор как она стала владелицей меча он принял это как свою судьбу. Он сам возложил её на себя много веков назад.
Гвен посмотрела на меня с изумлением.
Он будет её учить? Как тебя?
Полагаю, да. В конце концов, как я и сам сказал Аланне, он последний из эпохи богинь. Теперь-то я понимаю, зачем этот сукин сын тогда накачал меня снадобьем, когда мы его навестили. Он с первого взгляда понял, кто она такая.
Это также объясняло, почему Аланна потом так нервничала. Она умела это скрывать, хорошо маскировала эмоции, но для моего дракона ничто не оставалось незамеченным. Я до сих пор помнил её выражение в пещере Хелтер, когда она поняла, что я что-то скрываю. Её глаза распахнулись, как у кролика перед волком. Это было забавно, несмотря на обстановку. Она ведь тоже лгала. И тогда я был уверен, что мы никогда не преодолеем эту стену. Никогда не сможем быть честными друг с другом. Что она найдёт свою сестру, а я останусь с этим знанием, с этой связью, в одиночку, зная, что моя спутница где-то в Гибернии и что она умрёт, так и не узнав меня по-настоящему.
А теперь
И, похоже, куда идёт бессмертный, туда идёт и Морриган, добавил я.
Она дремала на земле, полуопершись на каменную стену. Сейчас она выглядела скорее человеком, чем богиней без цепей, пересекающих лицо, с растрёпанными огненно-рыжими волосами и тёмными кругами под глазами. Фионн пытался заставить её пить воду, бормоча себе под нос.
Почему он решил помочь ей? вслух задумалась Гвен.
Я пожал плечами. Фионн ненавидел Морриган, я это знал. Она была верна Триаде и создательницей первой Дикой Охоты. А когда началась война, перешла на сторону Теутуса и предала многих.
Но теперь всё это могло означать совсем другое.
Нам предстоит это выяснить.
Спустя несколько минут к нам присоединилась Веледа. Она уткнулась лбом в плечо Гвен, и та начала гладить её по волосам. Почти сразу до моего драконьего обоняния донёсся привычный запах Вел орехов и чёрных ягод.
Как тебе удалось убедить родителей отпустить тебя? спросил я.
Ответила она не сразу. Глаза были закрыты, и она наслаждалась лаской подруги.
Ты ведь помнишь, что мне столько же лет, сколько тебе?
Я криво усмехнулся.
Когда их это вообще останавливало?
Она вздохнула.
Тоже, верно.
Я смотрел на неё. Не удивился, увидев ту самую суровую линию губ. Веледа всегда была такой. Замкнутая,
спокойная девочка, которая выросла в женщину, не моргнувшую, когда Сейдж в очередной раз едва не разнесла всё после неудачного заклинания. Мы знали друг друга всю жизнь. Гвен любит называть себя моей самой давней подругой, но это не так. Просто я не осмеливался сказать ей правду.
На самом деле первой была Вел. Она была рядом, когда у меня в четыре года выросли крылья, и держала меня за руку, когда их пришлось впервые прятать. Она вытирала мне нос и слёзы, усаживала в библиотеке и клала на колени книгу, как будто это могло залатать дыру внутри. Как будто эти бесконечные буквы могли вернуть то, что у меня отняли.
Это не сработало. Но я всегда ценил её попытку.
Когда она поняла, что я всё равно не читаю, а просто рисую на полях её драгоценных книг, она притащила мне стопку чистых листов. А в двенадцать в один из редких случаев, когда я мог сбежать со Двора на несколько дней, она подарила мне мой первый альбом для рисунков. Обтянула обложку сама.
В пятнадцать, когда Оберон разбил ей сердце, я разбил ему нос. И сломал руку. Это был первый и единственный раз, когда этот идиот-фей не стал отбиваться и не пришёл потом мстить. Будто понимал, что заслужил.