Тетушка Агата снова и снова перечитывала строки телеграммы, пытаясь найти в них хоть какой-то скрытый смысл, хоть малейший намек на то, что происходит с Вивиан на самом деле. «Все хорошо, не волнуйтесь». Но именно эти слова и вызывали у нее наибольшее беспокойство. Она слишком хорошо знала свою племянницу если Вивиан писала, что «все хорошо», это почти всегда означало, что все из рук вон плохо, и она просто не хочет никого беспокоить своими проблемами.
Ох, Вивиан, дитя мое, прошептала она, прижимая тонкий листок к груди, ну почему ты такая упрямая, такая безрассудная? Вся в отца Тот тоже вечно лез на рожон, не думая о последствиях
Ее мысли вернулись к тому страшному разговору, который состоялся между ними перед отъездом Вивиан в Нью-Йорк. К
тем ужасным словам, которые она, Агата, была вынуждена произнести, чтобы остановить племянницу, чтобы защитить ее от правды, которая могла ее уничтожить. Правда о лорде Филиппе Сент-Джоне, спасшем ее из огня правда, которая перевернула весь мир Вивиан, разрушила ее ненависть, ее жажду мести, оставив после себя лишь пустоту и мучительные вопросы.
Агата тяжело вздохнула. Она так надеялась, что, узнав правду, Вивиан успокоится, оставит это опасное расследование, вернется к нормальной жизни, выйдет замуж, наконец Но, похоже, она ошибалась. Упрямство Харперов было неистребимо. И теперь Вивиан, вооруженная этой новой, страшной правдой, снова бросилась в самое пекло, не понимая, что играет с огнем, который может сжечь ее дотла.
Агата, дорогая, вы опять хандрите? в комнату бесшумно вошла миссис Чедвик, полная, румяная женщина с добрыми, чуть близорукими голубыми глазами, в которых светилось неподдельное беспокойство. Она несла в руках поднос с дымящимися чашками чая и тарелкой имбирного печенья, аромат которого на мгновение перебил запах сырости и моря. Ну же, выпейте горячего чаю, это вас взбодрит. И не стоит так переживать из-за Вивиан. Она умная девочка, она справится.
Ах, Флоренс, если бы все было так просто, Агата с благодарностью взяла чашку, ее руки слегка дрожали. Вы не знаете Вивиан. Она она слишком похожа на своего отца. Такая же смелая, такая же честная и такая же безрассудная. Боюсь, эта ее погоня за правдой до добра не доведет.
Она отпила глоток горячего, сладкого чая, но он не принес ей успокоения. Тревога за Вивиан, за ее будущее тяжелым камнем лежала на ее сердце.
Решение пришло само собой, твердое и безоговорочное. Она поедет в Нью-Йорк. Немедленно. Она должна увидеть Вивиан, поговорить с ней, убедиться, что с ней действительно все в порядке. И если потребуется она заберет ее оттуда, из этого огромного, чужого, опасного города, вернет домой, в Бостон, чего бы ей это ни стоило. Она не могла позволить своей единственной, такой любимой, но такой безрассудной племяннице снова попасть в беду.
Она решительно поднялась с кресла, ее прямая, строгая фигура излучала ту самую несгибаемую волю, которая всегда отличала женщин рода Харперов.
Флоренс, дорогая, боюсь, мне придется прервать наш такой приятный отдых. Я должна срочно ехать. В Нью-Йорк. К Вивиан.
Миссис Чедвик удивленно посмотрела на нее, но, увидев выражение решимости на лице подруги, не стала задавать лишних вопросов. Она знала, что если Агата Харпер Синклер что-то решила, переубедить ее будет невозможно.
Конечно, дорогая, сказала она мягко. Я распоряжусь, чтобы вам приготовили экипаж до станции. И берегите себя. И Вивиан тоже.
Агата благодарно кивнула. Она знала, что впереди ее ждет долгое, утомительное путешествие и, возможно, не самые приятные открытия. Но она была готова. Ради Вивиан она была готова на все.
ГЛАВА 2
Дэш вернулся в свой скромный пансион на Шомут-авеню поздно вечером, когда город уже погрузился в сон, а редкие газовые фонари отбрасывали на мокрую брусчатку дрожащие, неверные блики. Усталость тяжелым грузом давила на плечи, проникая в каждую клеточку тела. Последние недели были для него настоящим испытанием сначала ранение, затем долгое, мучительное выздоровление под неусыпным, почти материнским присмотром миссис ОМэлли, и, наконец, это вынужденное бездействие, эта невозможность броситься в гущу событий, пока Вивиан Пока Вивиан была где-то там, в этом огромном, чужом Нью-Йорке, одна, без денег, без защиты, если не считать ее собственного упрямства и маленького револьвера, который она, он был уверен, все еще носила в своем ридикюле.
Он медленно поднялся по скрипучим ступеням на свой этаж, предвкушая лишь одно горячую ванну, если миссис ОМэлли не забыла подогреть воду, и несколько
часов забытья в своей холостяцкой, вечно неубранной комнате, где на письменном столе его ждала недописанная статья и стопка непрочитанных газет. Он почти дошел до своей двери, когда из кухни, расположенной в конце коридора, донесся какой-то необычный шум не привычное ворчание миссис ОМэлли или звяканье посуды, а тихий, размеренный мужской голос, такой спокойный и уверенный, что Дэш невольно замер, его рука, уже потянувшаяся к дверной ручке, застыла в воздухе.
Этот голос был ему знаком. Голос, который он слышал в самых страшных своих кошмарах и в самые отчаянные моменты своей жизни. Голос Николаса Сент-Джона.