Мисс Харпер. Подождите меня внизу. В холле. Нам нужно поговорить.
Вивиан спустилась в просторный, отделанный мрамором и позолотой холл особняка Тренчарда, чувствуя себя так, словно идет на казнь. Каждое слово властного приказа Николаса «Подождите меня внизу. В холле. Нам нужно поговорить» отдавалось в ее голове гулким, тревожным эхом. Она нашла глазами свободное обитое бархатом кресло из резного дуба, стоявшее в некотором отдалении от главного потока гостей, направлявшихся к выходу или, наоборот, возвращавшихся в бальный зал, и опустилась в него, чувствуя, как дрожат колени.
Что он ей скажет? Будет ли снова обвинять? Она не знала, чего ждать, и эта неизвестность была хуже любой определенности. Она снова и снова прокручивала в памяти унизительную сцену в кабинете Тренчарда: она, застигнутая врасплох, растрепанная, испуганная, рядом с этим наглым, пьяным Донованом, и Николас Николас, смотрящий на нее с таким ледяным презрением, с такой нескрываемой яростью. От одного этого воспоминания ее щеки снова вспыхнули огнем. Как она могла быть такой неосторожной, такой глупой?
Время тянулось мучительно долго. Гости разъезжались, холл постепенно пустел. Приглушенные звуки музыки из бального зала становились все тише, смешиваясь с усталыми голосами лакеев, убирающих пустые бокалы. Вивиан сидела, как на иголках, то и дело бросая тревожные взгляды на широкую мраморную лестницу, ожидая увидеть спускающегося Николаса. Она уже начала думать, что он забыл о ней, что он просто передумал, решил не продолжать этот мучительный разговор, как вдруг услышала знакомый, чуть приглушенный стук трости по мраморным плитам.
Он спускался медленно, тяжело опираясь на элегантную трость из черного дерева. Его лицо было бледным и непроницаемым, но в глубине янтарных глаз, устремленных прямо на нее, горел какой-то темный, непонятный огонь. Он подошел к ней, не говоря ни слова, и Вивиан невольно поднялась ему навстречу, чувствуя, как ее сердце снова начинает учащенно биться.
В следующую секунду его рука крепко, почти болезненно, сжала ее локоть.
Идемте, мисс Харпер, его голос прозвучал глухо, почти враждебно. Нам действительно нужно поговорить. И не здесь, где нас могут услышать.
Не давая ей опомниться, он почти силой повлек ее за собой через холл, к одной из неприметных дверей, скрытых в тени массивных колонн. Он резко распахнул дверь, втолкнул ее в небольшую, тускло освещенную гостиную, очевидно, не предназначенную для приема гостей, и, войдя следом, захлопнул дверь и повернул ключ в замке.
Вивиан отшатнулась, ее сердце бешено колотилось. Она смотрела на Николаса, на его искаженное гневом лицо, на его глаза, в которых плясали безумные огни, и не узнавала его. Это был не тот холодный, сдержанный аристократ, которого она знала. Это был дикарь. Ревнивец. Мужчина, потерявший контроль над собой.
Что что вы делаете? прошептала она, ее голос дрожал. Откройте дверь! Вы не имеете права
Но он не слушал. Он стоял посреди комнаты, тяжело дыша, его грудь вздымалась под черным сукном фрака. Он смотрел на нее так, словно хотел испепелить одним своим взглядом. Вивиан молча смотрела на него в ответ, ожидая, что он скажет, что сделает. В какой-то момент она не выдержала этого тяжелого, обжигающего взгляда и опустила глаза, ее щеки пылали от стыда. То, что произошло в кабинете То, что он, именно он, стал свидетелем этой унизительной сцены с Донованом Это было невыносимо.
Тишина в комнате стала почти осязаемой, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине да их прерывистым дыханием. Николас так ничего и не говорил, лишь его глаза, полные сдерживаемой
ярости, не отрываясь, смотрели на нее. Вивиан не выдержала. Она медленно подняла голову, ее взгляд встретился с его взглядом, и в этот момент она увидела, как что-то изменилось в его лице. Ярость уступила место какому-то другому, не менее сильному чувству отчаянию? Боли? Желанию?
Он вдруг отбросил трость в сторону она с глухим стуком упала на персидский ковер, и, преодолев расстояние между ними в два быстрых, почти звериных шага, оказался рядом с ней. Прежде чем она успела что-либо понять, его сильные руки сжали ее лицо, заставляя поднять голову, и его губы, горячие, требовательные, прильнули к ее губам в долгом, яростном, почти отчаянном поцелуе.
Поцелуй был как удар молнии обжигающий, всепоглощающий, лишающий воли и разума. Вивиан на мгновение замерла, ее тело напряглось, готовое к сопротивлению, но тут же обмякло под этим яростным, почти животным напором. Его губы, властные и требовательные, сминали ее губы, его руки, еще мгновение назад сжимавшие ее лицо, теперь скользнули ниже, одна обвила ее талию, прижимая к себе так сильно, что она почувствовала, как гулко стучит его сердце, а другая зарылась в ее волосы, высвобождая их из сложной прически, и тяжелые каштановые пряди рассыпались по ее плечам.
Она забыла обо всем о стыде, об обиде, о страхе, о Доноване, о Тренчарде, даже о леди Маргарет. Был только он, Николас, его запах, его горячее дыхание на ее коже, его сильные руки, так властно и так нежно державшие ее в своих объятиях. И этот поцелуй горький, как полынь, и сладкий, как запретный плод, поцелуй, в котором смешались и ревность, и отчаяние, и затаенная нежность, и та безумная, всепоглощающая страсть, которая так долго тлела между ними, готовая в любую минуту вспыхнуть неугасимым пламенем.