Никогда не существовало в мире города, в котором торговля была настолько развита, как в Стамбуле. Под каждой свободной аркой скрывался какой-нибудь магазинчик, и на полпути к бульвару мы прошли мимо Большого базара. Здесь, за его восемью железными воротами и под его арками с миниатюрными куполами, можно было купить все, что угодно, начиная с турецкого гороха и заканчивая золотыми самородками.
Из наставлений моего дяди Джакопо я знал, что ислам запрещает преследование выгоды. Но даже это не могло остановить торговлю в этом мегаполисе. Для того чтобы сократить риск потерь
при сделке, заключалось двойное соглашение. Первым был заем. Вторым, с другой стороны, обмен любого изделия, которое имело ценность: дом, лошадь, даже обувь могли служить предметом обмена. Товар вначале продавали человеку, который был заинтересован в займе, и затем сразу же возвращали кредитору за обговоренный заранее процент.
Большой базар, в чьих закоулках наблюдались подобные метаморфозы, казался мне лучшим местом для нашего дела. Но нет. Мы прошли мимо него.
Наконец мы пришли на площадь, тесную от мечетей и деревьев и с севера огражденную высокой стеной. Стена была настолько высока, что ничего нельзя было разглядеть за ней. По одетым в красную униформу янычарам я заключил, что за этой стеной скрывается часть султанских владений. Великий султан был достаточно разнообразен в своих привычках и заполнил все свои дворцы, разбросанные по всей Османской империи, своими младшими женами, наложницами и их детьми.
Однако султанские гаремы не были притягательны для Хусаина. Он был больше заинтересован мечетями с правой стороны площади. Было как раз время дневной молитвы, и звон раздавался со всех минаретов многочисленных мечетей.
Эта мечеть построена архитектором Синаном, рассказывал мне Хусаин, для великого султана Баязида II два или три поколения назад.
Но у меня сейчас не возникало ни малейшего интереса к историческим местам, и меня ужасно раздражало убеждение моего друга, что я непременно должен присоединиться к его восхищению.
У нас нет времени, настаивал я.
Время для Аллаха не потерянное время, ответил он кротко. Кроме того, с кем же нам заключать сделку, если все в этой стране сейчас повернулись к Мекке?
В моих ушах звучат колокола Венеции, упрямо возразил я и отошел в сторону, так как хаос на площади мало чем мог помочь переполоху в моей душе.
Вдоль стены, я заметил, так же продолжали стоять янычары и охранники, освобожденные от молитвы. Солнце еще не начало заходить, и пространство перед мечетью было окрашено бледным мартовским светом.
Стаи голубей, однако, находили этот разреженный свет подходящим для своих заигрываний. По каким-то своим птичьим законам они разделились на пары, хотя брачный период еще и не наступил. Мужские особи, обычно более темной раскраски, ворковали и низко кланялись только перед определенной, выбранной ими голубкой. Это ухаживание сопровождалось сильными ударами хвостом по камням мостовой, и мне даже было их жалко, хотя и интересно, смогут ли они после этого снова летать.
В это время особи женского пола, не отрываясь, занимались своим обычным делом, как обычно, прыгали от крошки к крошке. Когда это было возможно, они ненадолго взлетали, чтобы пролететь от надгробия к фонтану, а затем снова возвращались к этому утомительному даже я мог видеть, что оно было утомительным ухаживанию, к поклонам и воркованию. Я находился в совершенном одиночестве, так как все остальные мужчины в это время стояли на коленях, кладя поклоны и бубня что-то по-арабски.
Но перед тем как я успел это все осознать, молитва закончилась и площадь опустела. Хусаин снова присоединился ко мне, и мы пошли к западной стороне площади, где располагались бани.
Эти бани тоже построены архитектором Синаном при Баязиде II, комментировал он.
Но на основе христианского сооружения, вновь возразил я и указал рукою на колонны, украшающие вход в бани. На них были изображены павлины, очевидно, обновленные и явно византийского происхождения.
Хусаин простил мне мой тон.
На это, так же как и на падение Византийской империи, была воля Аллаха.
И это было сказано не так, как обычно дядя Джакопо произносил молитвы, обдумывая свои отношения с Богом. Я вспомнил о его гибели и вновь опечалился.
Помни также, заметил Хусаин, что крестоносцы, в тринадцатом веке захватив Константинополь, грабили империю отнюдь не по-христиански.
Но тут мы подошли к баням, и мой друг отдал часть наших драгоценных асперов привратнику.
XIX
Наблюдая за тяжелой работой рабов, я скорчил гримасу. А вдруг молодую прекрасную Софию Баффо тоже ждет участь рабыни, если план Хусаина провалится? Сердце защемило. Мне не стоило об этом думать, но
я ничего не мог с собой поделать.
Хусаин как будто прочитал мои мысли и подтолкнул меня в глубь здания. Чтобы я хоть немного успокоился, он положил свою руку мне на плечо.
Верь мне, верь Аллаху и верь Абу Исе, сказал он. Абу Иса не сделает ничего, что может испортить его товар.
Первая комната, в которую он завел меня, была разделена на маленькие кабинки, для чего были использованы невысокие мраморные стены. Было ясно, что они были и в первоначальном здании.