Лошадей возница определил в ельнике, натянув над ними рогожу. Митя с Плотниковым поставили для девушек палатку, а сами собирались вместе с дедом разместиться
под телегой на пригорке.
Макарыч не без усилия развел костерок и поделился с оголодавшей компанией крупой. Лида кинула в пшенку изюм, чтобы подсластить постную трапезу. Каша пошла хорошо, согревая и навевая дремоту. Срочно спать!
Проснулась Лида от охватившего ее непонятного беспокойства. Рядом безмятежно сопела Зина, прикрывшись кофтой. Определить, который час, было невозможно, часы были только у Мити. Северная ночь оказалась скорее туманно-сумрачной, нежели темной. Дождь прекратился, в воздухе витал приятный запах мокрой хвои.
Интересно, мы не проспали, ведь хотели же пораньше выехать? сказала сама себе Лида и высунула нос из палатки.
Можно было бы пройтись, размять ноги, умыться росой, но сумрак казался недружелюбно зловещим, отбивая охоту к прогулкам. В этих краях, кроме редких поселений местных, разместили много ссыльных, возможно и уголовников. Правда и у Мити, и у Плотникова есть оружие. А завтра они выйдут к отряду Бараховского. И все же смутная тревога царапала грудь, заставляя осмотрительно сидеть на месте.
А еще тишина. Вот в чем дело! В воздухе замерла абсолютная тишина, ни скрипа веток, ни шорохов, ни шелеста листвы. Безветренно и тихо, до дрожи. Лида даже, наклонившись, зашарила перед собой, и, подобрав ветку, щелкнула ей. Эхо подхватило щелчок, уволакивая его в чащу.
Поваляюсь еще, раз все спят, сказала сама себе Лида, пятясь назад.
И тут ухо уловило смех, женский смех заливистым бубенчиком. Смех? Где-то впереди, по лесной дороге, там, куда не доехали, кто-то определенно смеялся. Лида вышла из палатки, напрягая слух. Показалось? Да, показалось. Она уже поворотила назад, и снова это «хи-хи-хи», и песня плавная, ручейком. Какие там слова? «Шев мой милой бережком, шев сердешной крутеньким, переходу не нашёл» И на несколько задорных девичьих голосов: «Нашел милой жердочку, нашел милый тоненьку»[1].
Какое нынче число? Может, они Купалу отмечают? Лида смело шагнула на дорогу и пошла на голос.
А дорога-то уводила все дальше и дальше. Смех и голоса манили, кажется, Лида уже видела сквозь ветки огонек костра. Еще немного, и он выглянет из-за поворота вместе с хороводом озорных девиц. Лида ускорила шаг. Зачем ей нужно к этому гульбищу, она и сама объяснить не могла, да и не задумывалась, просто шла вперед.
Лес расступился, открывая пойму спящей реки и никого. Ни костра, ни хороводов, ни девиц. Только серый бескрайний луг, подернутый первыми перышками тумана.
Неужели померещилось?
Лида потерла глаза, помассировала виски, прислушалась и расслышала легкое колыхание воздуха. Ветер? Нет, это шаги, кто-то или что-то шагало по петляющей раскисшей дороге: «шмяк шмяк шмяк». Только сейчас Лида заметила, что ее собственные ботиночки обхватывает жирная грязь. Нужно бежать назад, к лагерю. Лида вырвала ногу из жижи, и это «чвак» показалось оглушительно громким.
А из узкой полосы тумана выплыло белое пятно, оно двигалось прямо в ее направлении. Теперь уже не было никаких сомнений в материальности объекта. Зверь? Человек? Силуэт уплотнился. Человек, высокий и худой. Что он делает здесь ночью, да на пустой дороге? Добрые люди ночью не ходят, или все же бывает? Надо бежать к телеге, к Мите. Лида развернулась и, разбрызгивая лужи, побежала к лагерю. Она бежала и бежала, казалось, уже вечность, а серая палатка и телега не появлялись.
Ну, не могла же я завернуть не туда? Здесь же только одна дорога? Где тут можно заблудиться? всхлипнула Лида, чувствуя, как подступает дикий страх.
Что же делать? Может, крикнуть? Митя проснется, услышит. А если тот услышит раньше? У правого плеча над дорогой нависло корявое дерево.
Мы его проезжали вчера! Выходит, я мимо лагеря пролетела, нужно назад вернуться.
Лида развернулась, пускаясь обратно.
Только я могу влипнуть в такую дурацкую историю, начала она себя ругать, чтобы взбодриться и унять страх. Да куда же все подевались? Спрячусь и подожду, пока тот пройдет.
Она залезла в подлесок и присела в ожидании, потянулись минуты, но никто не появлялся. «Но тот должен же был уже пройти, или он куда-то свернул, а, может, снова померещилось, сумерки же, все не тем кажется?»
Лида вылезла, зябко потирая плечи.
Студено как-то Ай, мама!!!
Она чуть не налетела на высокого человека и тут же отшатнулась, отбегая на десяток шагов.
Эй, ты кто не нашла ничего лучшего, как громко с угрозой произнести Лида, вжимаясь в заросли кустарника.
Человек остановился, не пытаясь приблизиться, но ничего не ответил. Секунда, вторая, третья.
Ты что, немой разозлилась на затянувшееся молчание Лида.
Я Николай Колмаков,
четким молодым голосом отозвался незнакомец. А вы от Грабаря?
Д-да, опешила Лида.
Меня Петр Дмитриевич встретить вас на станции послал, но, видно, я опоздал.
Лида выдохнула и отделилась от кустов. Человек приблизился. Лицо в тени елей плохо просматривалось, кажется, молодой мужчина, без бороды. Одет в крестьянскую полотняную рубаху, как у Макарыча, через плечо торба, на ногах кирзачи.