Мой папаша, выпивоха, бросил нас с мамкой в голодный год на смерть, развернулся, да и был таков. Мать как двужильная пахала, чтоб нас с сестрой на ноги поставить. Не выдержала, померла. Мне от такого папаши ничего и не надобно, а коли чего и останется, так в топку снесу, и его, аспида, самого туда кину, попадись только он мне под руку, и нисколечко не жалко будет, совсем, с вызовом бросил Гришка, ярясь.
Как же больно царапнули Лиду эти горько-ядовитые слова обиженного сына.
Ну, пусть не от отца, от матери, рукоделие ее, платок, не от матери так от деда, прадеда, Николай говорил размеренно, без нажима, от корней твоих память.
Да я их и не знал, какое мне дело до дедов там каких-то.
Так и про тебя так скажут, вставил Михалыч.
И что? нервно тряхнул плечом Гриша. Мне их память и ни к чему. И меня забудут, чего ж тут такого?
Народ так строится, страна создается кирпичик за кирпичиком, Николай показал ладонями воздушную кладку. И каждый вклад какой-то норовит внести, чтоб тем, кто дальше придет, теплей да светлей было. Раньше верующие все были, красоту в храме видели, лучшее, что могли сотворить, туда несли. Можно ли потерять? Кирпич выбил и дом завалился. Цепь нерушимая должна тянуться.
Слова это все, ученые всегда ладно говорят, отмахнулся Гришка.
Ежели б все по-твоему было, так до сих пор на телеге бы тарахтели, стоял за Колмакова Михалыч, да в глотки водку заливали.
Ладно, зайдем с другой стороны, Гришка стукнул по котелку ложкой, как бы начиная новый раунд. Много ли тебе, реставратор, платят? Жена то вон у тебя плохонько одета.
Хорошо я одета! оскорбилась Лида.
Уж без обид, я хорошо одетых мадам видал, отмахнулся Гриша. Вот я рабочий человек, уж жену сумею приодеть любо-дорого, а этот девку видную за себя взял, и что на гроши живут, зато ученые, про истории рассуждают.
И не понятно было, то ли Гришка нарывался на драку, то ли он действительно жалел нищих недотеп.
Я гляжу, ты горазд чужие деньги считать, отложил ложку Колмаков, хмурясь.
Ну, чего завелся? Григорий, уймись! рявкнул Михалыч.
Хорошо он зарабатывает, вступилась Лида за «мужа», ну и за себя, камень-то в ее огород влетел. Я сама не хочу на ненужные тряпки деньги тратить. Это все мещанство, а я комсомолка.
Молодая ты еще, в пору не вошла, когда много чего хочется. А вот как захочется
Слышь, кочегар, Колмаков встал, заворачивая рукава, со своей бабой так будешь говорить, к моей лезть не нужно.
А то что? тоже поднялся Гриша.
Спасибо за угощение, мы пойдем, потянула Лида Колмакова за рукав. Коля, пойдем. Не надо с ним драться, зашептала она, они нас высадить могут.
Помог ей паровозный гудок, он долетел из глубин черного леса сигнал, что путь свободен, можно тоже двигаться дальше.
Слава тебе, Господи, выдохнул и Михалыч. Гришка живо к котлу! Паша, собирай вещи. А вы, товарищи, уж нас извините, неловко пожал он плечами. Дурной, чего с него взять, не обижайтесь. Спасибо за помощь, машинист протянул руку Колмакову. Ежели и правда, ну мало ли как судьба сложится, приходи, на дорогу пристрою.
И вам спасибо за угощение.
И Колмаков с Лидой поспешили к теплушке.
Коль, скажи, я правда плохо одета? не выдержала и кинула на ходу Лида.
Хорошо ты одета, просто красивая, как-то так просто все разъяснил Колмаков.
Щеки Лиды расцвели малиновым закатом.
И ты бы дрался за меня? выдохнула она непослушными губами.
А как же. Такие только кулак и понимают.
И ведь не только он так думает, вот что печально, начав волнующую тему, сама же с нее свернула Лида.
Все изменится.
Они добежали до теплушки, забрались внутрь, уселись у края, вдыхая смолистый лесной дух. Дорога снова раскрывала перед ними дружелюбные объятья.
Глава X Признание
мелькали перед глазами, по крыше вагона барабанил частый дождь. В печи потрескивал валежник, от резвившегося в печной утробе пламени через щель заслонки на стены теплушки падал мягкий свет. Лида с Николаем сидели перед приоткрытым створом вагонных ворот, вдыхали свежий воздух и ужинали остатками подарка баб Даши. Вот и до калиток дошла очередь. Те оказались ржаными ватрушками с начинкой из сухих яблок, приправленных медом.
Какая же вкуснотища, невежливо облизала палец Лида, почему мы не съели их в первую очередь?
Оставили для ночной пирушки, засунул в рот полкалитки Николай. То, что надо, закивал он, соглашаясь.
А дядя Саша один раз принес с какого-то там банкета такие воздушные пирожки, словно их насосом надули, мечтательно улыбнулась Лида, а внутри крем, масляный, жирненький, и лимоном пах. Так вкусно было. Мы с Митей передрались за последний, а ведь этот детина уже в университете учился, но сладкоежка был жуткий.
Кто победил? усмехнулся Колмаков.
Ну я, конечно, дерзко сверкнула глазами Лида, сначала цапнула его за палец и, пока Митька ойкал, запихнула в рот остатки. Дурочка малолетняя была, вздохнула она с сожалением, потом в углу стояла, за дело, конечно.
Опасно вам пальцы, товарищ Скоркина, подставлять.
Да, я упорная, этого не отнять.
Их горящие во мраке глаза встретились.