На западной стене гробницы Сеид-Алаветдин приказал сделать надпись, свидетельствующую о его святости: «Некоторое время шейх жил в Мекке и наконец направился сюда».
Надпись сделали, но шейх вскоре очень пожалел об этом.
Соглядатаи стали доносить о каких-то оскорбительных для шейха стихах. Произнести эти стихи никто не решался.
Среди хивинцев они распространялись по секрету и скоро стали известны всем. Даже думать об этих стихах было строго-настрого запрещено, именно поэтому каждый повторял их про себя и читал другим только на ухо.
Говорить что-то «по секрету» верный способ сделать тайну доступной всем.
Можно выйти на улицу и во всю глотку кричать, что такой-то подлец и дурак, люди не обратят на вас внимания, но скажите то же самое на ухо, попросите никому не передавать, и вы увидите, что получится.
Так получилось и в этот раз. Вскоре все, кроме самого шейха, знали таинственные стихи.
Сеид-Алаветдин утешался лишь в те утренние часы, когда, прильнув к щели в воротах дворца, любовался надписью: «Некоторое время шейх жил в Мекке и наконец направился сюда».
Но однажды утром кто-то дерзкий лишил шейха последнего утешения. Под изящной надписью появились стихи Махмуда-Пахлавана, грубо выведенные толстой кистью, которую, не жалея, макали в колесную мазь:
Начались поиски. Стражники хватали хивинцев по первому доносу.
Арестованных пытали в подземельях, били плетьми, вырывали ногти, жгли каленым железом. Но никакие пытки
не помогали. Никто не сознавался в том, что видел Махмуда. Ведь его действительно не было в Хиве.
За домом шубника стали неусыпно следить, высматривали, кто там бывает и куда ходит мать Махмуда. Однако и это не дало никаких результатов. Никто, кроме базарного мальчишки Юсупа, носившего матери Махмуда еду, и сборщика податей, уносившего из дома вещи, не заходил в дом.
Главный доносчик мулла Мухтар решил, что все зло в том, что люди помнят Махмуда.
Нужно искоренить память о враге веры, сказал он шейху. Мать шубника верует в аллаха. Мы убедим ее, что во искупление грехов сына она должна уморить себя голодным постом, а после этого снесем проклятый дом и насадим на этом месте джугару.
Мулла Мухтар давно мечтал присоединить к своему саду участок земли, принадлежащий Махмуду.
Наступало время великого поста ураза. В это время в течение целого месяца от утренней зари до захода солнца мусульманам запрещается есть и пить. Вместо этого верующий должен повторять молитву: «Я голодаю в месяц рамазана от зари и до зари ради аллаха всевышнего». Только ночью правоверный может поесть и напиться.
Мулла Мухтар зачастил в дом Махмуда. Он уговаривал старую женщину, обещал райское блаженство на небе для нее и прощение грехов ее сыну, если она во время поста вовсе откажется от еды и будет только пить.
Лучше даже и не пить, но аллах милостив и примет от тебя половину жертвы, говорил мулла.
Коварный замысел муллы Мухтара удался. Наступил пост, и старая, слабая женщина вовсе отказалась от еды. Юсуп носил ей лепешки, фрукты и плов, но она ничего не брала в рот и старалась даже не пить.
Я не для себя стараюсь, говорила она Юсупу. Аллах видит: не для себя, а для Махмуда. Ты не плачь, глупый. Чего ты плачешь?
Помрете же, всхлипывал Юсуп. У меня матери нет, привык я к вам...
Ничего, утешала его набожная женщина. Я помру и попаду в рай, а Махмуду на земле будет хорошо.
Не будет ему хорошо, плакал мальчик. Мне плохо без матери. Почему же ему хорошо будет?
Однажды вечером, когда Юсуп принес свежие пирожки с мясом, которые ему сунула Таджихон, он увидел, что мать шубника умерла. Старушка лежала под деревом, маленькая и сухонькая, и лицо ее было счастливым-счастливым, каким Юсуп его никогда не видел. Видно, умирая, она думала, что искупила вину сына перед милостивым аллахом.
«Может быть, так оно и есть», подумал Юсуп, но наутро во время молитвы в мечети мулла Мухтар сказал, что аллах покарал мать грешника и она попадет в ад.
«Мулла ближе знает аллаха, решил Юсуп. Зря уморила себя голодом эта хорошая женщина».
Дом и мастерскую, где жил Махмуд, забрал мулла Мухтар, имя шубника вновь было предано проклятию в семи мечетях, но память о нем все-таки никак не умирала.
Доносчики рыскали по базарам и мастерским, по дворам и караван-сараям, муллы и ишаны проклинали Махмуда с утра до вечера, стражники хватали каждого, кто подозрительно смеялся или даже улыбался неизвестно почему. Впрочем, хватали не только тех, кто смеялся. Хмурившимся тоже было плохо.
Юсупу было лучше, чем взрослым. У него было больше дел и меньше забот. Дела были такие; с утра он отправлялся на базар, помогал сгружать товары и бегал куда пошлют. В полуденную жару он набирал в бурдюк студеную воду или холодный чай и продавал.
Тетка, у которой жил Юсуп, часто уезжала в гости к дальним родственникам, и вечер он привык проводить в доме Насыр-ата. Он помогал по хозяйству, слушал, что говорят старшие, и разглядывал огромный жернов, который Насыр-ата перевернул так, чтобы совсем не было видно надписи, оставленной Махмудом.