В день возвращения Стелли я как обычно играл на лютне, прервался перевести дыхание и увидел, что она стоит рядом. Это было так неожиданно и одновременно так естественно, что я растерялся.
Как она прошла по Болотам, я не знал. Может быть, девочка запомнила тропинку. Может быть, Болота сами пропустили её. А может быть, моя музыка привела её сюда. Или теперь Стелли могла ходить везде, где ей только вздумается, и по суше, и по воде, и по Болотам. Я смотрел на неё и понимал, что передо мной совсем другая девочка. Той Стелли, что я знал, больше нет. Передо мной стояло существо, сотканное из лунного света и ветра, она точно не касалась земли и была настолько прекрасна, что у меня защемило сердце. И я отчётливо понял как понимает пловец, затянутый в водоворот, что не сможет выбраться и утонет, так понял я, что люблю Стелли. И буду любить всегда.
Знаешь, Мир, сказала мне эта незнакомая девочка, теперь я понимаю, что такое страх.
Я открыл рот, чтобы что-то ответить, но она остановила меня своей улыбкой, холодной и призрачной, как души утопленниц.
Я знаю, что такое страх, Мир, но не надо меня утешать или жалеть, потому что это Она старалась подобрать слова, чувствовалось, как тяжело ей это даётся. Страх словно делает меня живой, настоящей, понимаешь?
Я кивнул, потому что очень хорошо понимал её. И одновременно мне нечего было ей сказать.
Ты стал играть гораздо лучше. По её щеке скользнула слеза, и девочка смахнула её быстрым рваным жестом. Ты растрогал меня.
Было время потренироваться, буркнул я, хотя мне хотелось отшвырнуть лютню, броситься к Стелли и обнять её. Я был ужасно рад её видеть, но боялся показать это. Я не знал, что она скажет. Я даже боялся пошевелиться, точно девочка была бабочкой и могла улететь при любом моём неосторожном движении.
А Стелли стояла и молчала, глядя в землю. И вдруг я понял, что она сейчас вот так же мучительно ждёт, какие слова сорвутся с моих губ.
Может, в дом пойдём кажется, будет гроза, посмотрел я на совершенно безоблачное небо.
Я поднялся, и тут Стелли упала на колени и обняла меня.
Эй, эй, я должен чем-то дышать, прошептал я, хотя если бы она меня удушила в тот момент, я бы умер счастливым.
Девочка отпустила меня и вытерла слёзы:
Мир, спасибо.
За что?
За то, что ты не возненавидел меня, за то, что остался моим другом. Ведь ты мой единственный друг.
Я?! Единственный? Сказать, что я был удивлён, это не сказать ничего. Стелли была красива и богата, разве у таких, как она, не бывает друзей?
А ты думаешь, у дочери Хазера целая компания товарищей? Меня либо боятся, либо ненавидят, либо мечтают приобрести через общение со мной какую-то выгоду. Ты даже не представляешь, как может быть одиноко в роскошных покоях среди поддельных улыбок. Хорошо, что отец отправил меня на лето из Столицы в эти края. И как бы я не хотела, чтобы это лето кончалось.
Я боялся, что ты не вернёшься.
Вначале я разозлилась и испугалась, что ты тоже увидишь во мне дочь Хазера, и не больше. Я пыталась забыть тебя, но потом поняла, что не смогу Да и твои слова о том, что Хазер мне не отец, жгли, как кислота. Я пыталась разузнать о балладе, но ничего не выходило, тогда я пробралась в темницу
Ты была в темнице Хазера? Я ужаснулся от одной мысли о такой возможности.
Да. Стелли посмотрела на меня, и в её глазах я увидел, как она повзрослела. Ты прав был, когда думал, что у моего отца есть клыки и он зверь. Но больнее всего мне осознавать, что он не мой отец. Наверное, это сложно понять.
Я представил, что мой отец вдруг сказал, что он мне не родной. Даже одна мысль об этом привела меня в ужас. Но Хазер? Это чудовище? Я вспомнил балладу о поэте и принце, которую слышал лишь однажды, но запомнил навсегда. Её пел слепой менестрель, он был жалок и тощ, словно больная крыса. И народ шарахался от певца, словно тот и взаправду был разносчиком чумы. Я прятался в грязной
подворотне, куда меня, побив камнями, загнали мальчишки. Едва услышав его песню, я в тот же миг забыл о камнях, боли, разбитой голове и своём уродстве. Я слушал его, люди подтягивались на площадь, образуя толстое живое кольцо, и бросали в шляпу певцу монеты. Но потом менестрель запел о Хазере. И все, кто там был, исчезли. В одно мгновение. Толпа растворилась так быстро, словно её никогда и не было. Они испугались. И я испугался. Но уйти не мог, потому что хотел дослушать балладу до конца. Я помню, менестрель, допев песню, рассмеялся. Он стоял посреди пустой площади и хохотал. Я тогда подумал, что он очень смелый, но сейчас понимаю, что ему просто нечего было терять. И он действительно хотел навести на наш город чуму, чуму под названием гнев Хазера. В тот день я обрадовался, что его уловка не удалась, но сейчас почувствовал дрожь, осознавая, что был не прав. Менестрель оставил заразу в нашем городе. Эта зараза поселилась в моём сердце, и, похоже, я стал её разносчиком. Гнойник прорвался. Я рассказал Стелли о проклятой песне.
Я подарю тебе лепесток розы, пробормотал я, думая о слепом менестреле и том, что он вложил мне в сердце.