Софья Радзиевская Том-музыкант
Арстан
Он посмотрел на меня, потом вниз на пол и тихо пискнул, не решаясь спрыгнуть. Я взяла его на руки и прижала к себе. Он засунул мордочку мне под подбородок и удовлетворённо вздохнул: «хозяин гор» был ещё очень мал, и ему недоставало материнской ласки. Его серая разрисованная мордочка и круглые чёрные ушки с яркой белой бахромой были на редкость красивы.
Он походил на громадного головастого котёнка, но не умел мяукать, а лишь пищал. Ему было недели четыре, мне восемнадцать лет. Я возвращалась из экспедиции от истоков реки Нарына, а его три дня тому назад унесли в мешке из родной пещеры в горах, с перевала, по которому мы должны были проехать, возвращаясь домой.
Старый киргиз рассказал мне его историю. Мальчик-пастух нашёл барсят в горах и в мешке притащил хозяину. Всё шло гладко, хозяин на радостях дал ему большой кусок мяса и подарил мальчику старый халат. Дальше пошло хуже: родители барсят по следам добрались до аула, детёнышей в нём не нашли (их ночью на лошадях отправили в соседний аул) и в злобе разорвали шестнадцать овец.
Кончилось совсем плохо: отец отколотил мальчика, а хозяин отнял подаренный халат.
Пока седлали лошадей, мы напились тёплого молока. За три дня жизни в юрте барсёнок уже научился пить из деревянной чашки и только иногда от жадности глубоко засовывал в неё мордочку и захлёбывался.
Затем мы сели на лошадей. Чашку, полученную в придачу к барсу, я положила в карман, барса взяла на руки, и мы тронулись дальше вдоль ущелья к перевалу. «Хайр, хайр!» кричали мне киргизы. «Хайр, хайр, рахмат!» отвечала я им, и скоро скала на повороте закрыла от нас место нашего ночлега.
Сытый барсёнок уютно устроился у меня на руках. Повод лошади я привязала к луке седла. Слева внизу мчалась по камням горная речка, справа поднималась каменная стена, чуть-чуть наклоняясь над нами.
Мы ехали верховой тропой. Так называются выступы камней между небом и землёй. Горные лошади шли по ней твёрдо и уверенно, лошадь из долины свалилась бы вниз через пять минут. Проводник, сидя в седле несколько боком, размахивал камчой и пел высоким голосом. Барсёнок развалился у меня на руках, как у себя дома, и причмокивал во сне; хвост, который был длиннее тела, весь в серых и чёрных кольцах, свешивался мне на колени.
Мерное движение начало было убаюкивать и меня. Придерживая барсёнка одной рукой, другой я опёрлась о луку и покачивалась в такт шагу лошади, как вдруг послышался грохот падающих камней и резкий толчок едва не выбил меня из седла. Лошадь судорожно прыгнула и забила задними ногами, стараясь найти ускользавшую опору. Потеряв стремя, я отчаянно цеплялась за гриву лошади, смутно слыша крик Атамкула:
Камчой, камчой бей, прыгай, прыгай, пропадёшь!
И так же внезапно всё успокоилось. Лошадь последним усилием согнула спину и, как кошка, перепрыгнула обвалившееся место тропинки. Тяжело дыша, она прислонилась к выступу скалы. Пересиливая головокружение, я выпустила гриву и с ужасом вспомнила барсёнок
А он чувствовал себя лучше всех.
Выскользнув из моих рук, он попал на мягкую переднюю луку седла и, уцепившись за неё коготками и вытянув шейку, с любопытством смотрел вниз, где всё ещё гудели и сыпались потревоженные обвалом камни.
Страха нет у шайтана, одобрительно улыбнулся Атамкул. Но и он побледнел и дышал учащённо. Ну, кызым, твоё счастье! Посмотри, где ты ехала.
Я оглянулась. В двух шагах от меня тропинки уже не было. Камни, рухнувшие из-под ног лошади, грохотали далеко внизу, у самой речки, где из пены торчали чёрные скалы.
Так ведь ты только что тут проехал! воскликнула я. А подо мной вдруг
Всегда так бывает, уже спокойно отозвался Атамкул. Сто человек проедут ничего, за ними один поедет пропал! Теперь ещё кто поедет тоже пропал: вперёд дороги нет, назад повернуть конь не может. Пропал конь!
И Атамкул опять запел высоким
голосом и подогнал коня: в горах не годится сильно отставать от других. Отдышался и тронулся и мой конь. Но барсёнка нельзя было оторвать от луки. Он удобно сидел, крепко вцепившись коготками в мягкую подушку, и вся его разрисованная мордочка светилась от удовольствия. Так его родичи барсы на уступах скал подстерегают идущую внизу по тропинке добычу.
О Арстан, джигит Арстан! смеялись киргизы, когда мы догнали наш отряд. И ещё что-то говорили, указывая на барсёнка.
А тот с громким писком тыкался мордочкой в мою руку. Он проголодался и знал, что в большом кармане на боку, кроме чашки, спрятана и бутылочка козьего молока.
Лесничий, тощий, желчный и угрюмый, нервно теребил бородку и отворачивался.
Пятьдесят рублей за такую дрянь швырять, да ещё возись с ней! ворчал он. А впрочем, вы так налетели, что мне и сообразить не дали.
Да как же я налетела? смеялась я. Ведь барса-то вам первому предложили, а я сидела и дрожала от страха, чтобы вы его не купили
А может, я за ночь и надумал бы, уже с нескрываемой злостью перебил лесничий и ударил коня нагайкой.
Потише, хозяин, спокойно отозвался Атамкул. Тут места трудные, а конь горячий, не торопи.