Доброго дня, Лев Николаевич, раздалось от двери.
Проходите, садитесь где пожелаете. Чая? Кофе? Вина? Ликера? Водки? Быть может, чистого спирта?
Простите дурака, тихо произнес Шипов.
За что? наигранно выгнув бровь в подчеркнутом равнодушии, спросил Толстой, повернувшись к гостю.
Леонтий Васильевич прибыл за двое суток до вас и взял меня под арест. Да, домашний. Но я шага без его контроля ступить не мог. Всех людей в моем окружении заменили, так что и весточки никак не послать. Меня даже в кабинет привели только перед самым твоим появлением.
А секретарь? Он мог бы и шепнуть что-то.
А семья? А дети?
Леонтий Васильевич не стал бы до такого опускаться.
Это вы знаете. Я знаю. Для остальных же Дубельт кровожадный пес режима.
Тогда, о чем вы просите прощение? Впрочем, неважно. Вы только ради этого пришли? с нескрываемым раздражением поинтересовался граф. Не стоило. Я не держу на вас зла.
Шипов закрыл глаза.
Он отлично увидел, что эти слова были сказаны из вежливости.
Государь попросил вам передать это, произнес он, протянув довольно пухлый конверт, извлеченный из-за пазухи.
Лев Николаевич нехотя взял.
Оглядел.
И небрежно бросил на стол.
В ближайшее воскресенье я даю прием. продолжил губернатор.
Вы
Да. Ваша тетушка пообещала помочь. И я очень хотел бы, чтобы вы навестили старика.
Не уверен, Сергей Павлович, что смогу. Последнее время здоровье подводит. Глова стала что-то часто болеть. Видимо, чрезмерное переживание сказалось
Разговор совсем не клеился. Поэтому Шипов попрощался и откланялся. Ушел он, правда, недалеко. Дядюшка и тетушка успели подсуетиться и увлекли его в столовую для чаепития и приятных бесед. Стараясь компенсировать колючесть племянника. В конце концов, сам Толстой им и словом не обмолвился о том, что произошло в доме губернатора, а тут такой отличный способ выудить хотя бы крохи информации.
Лев же скосился на конверт.
Сдержал в себе желание выкинуть его в мусорное ведро. Нехотя вскрыл и приступил к чтению.
Император извинялся.
Письменно. Обстоятельно. И судя по формулировкам, вполне искренне. Для него оказалось совершенным ударом настолько наглое вранье королевы Виктории.
Лукавил?
Может быть.
Хотя Лев склонялся к той версии, что Николай Павлович просто никогда не ловил своих августейших собратьев вот так на горячем. Обычно все получалось достаточно обтекаемо и всегда оставалось поле для маневра, позволяющее «перевести стрелки». А тут, судя по письму, Дубельт разложил ситуацию так, что
О да, он умел.
Леонтий Васильевич вообще умудрялся
каким-то чудом удерживать в голове невероятную массу деталей и из обрывочных сведений восстанавливать сложные картинки. В тех же доносах, которые ему как слали, так и продолжали слать непрерывным потоком, ведь хватало вранья и утрирования. Чтобы во всем этом разобраться, нужно было уметь вычленять в этих зловонных потоках крупицы фактов и из них, как в судоку, восстанавливать ситуацию.
Не всегда получалось.
Однако тут сложилось как нельзя лучше. И Николай Павлович, судя по изложенному в письме, был в состоянии, близком к бешенству
Завершив чтение, Толстов спустился.
Вы, я вижу, переменились в настроении, максимально благодушно произнес губернатор.
Да. кивнул граф. Говно случается.
Фу Лев Николаевич, что за выражения воскликнула Пелагея Ильинична.
Увы оно очень точно описывает ситуацию, возразил Шипов, выдавая тот факт, что ему известно содержания письма, хотя бы примерно.
Меня удивляет то, что он ей поверил. заметил Лев.
Отчего же? улыбнулся Сергей Павлович. Это же королева.
И что? Как вообще взрослый, трезвый человек может верить англичанину на слово? Я понимаю, что Виктория природная немка, но среда она же выросла в среде английской аристократии Таким людям просто нет никакой возможности верить. Ибо лгуны они патологические! На этом вся их политика уже который век держится.
Это вы, Лев Николаевич, пытаете особую любовь к англичанам. еще шире улыбнулся Шипов. У России же издревле с этим народом довольно теплые отношения и много общих дел.
Не так чтобы и издревле. Всего лишь со времен Ивана Грозного, прозванного за миролюбие Васильевичем. вернул улыбку граф.
Как-как? хохотнул дядюшка.
При Иване IV англичане в нас души не чаяли, продолжил граф, потому что захватили совершенно всю нашу внешнюю торговлю и наживались на ней. Да и во внутреннюю лезли как мыши в амбар. Так, до Алексея Михайловича и шло, когда он решил сделать ставку на голландцев, как в последствие и Петр Великий. Но «недолго музыка играла». Наследники Петра Алексеевича очень быстро попали практически в заложники к англичанам, и чем дальше, тем сильнее. Так что развел руками Толстой. Англичане нас, в сущности, грабят и всячески вредят внутри державы. И эту любовь к островным лягушкам я могу понять у тех, кто прибыток от них великий получает. А у остальных? Что это за противоестественная тяга к унижению и страданию?
Лев Николаевич покачал головой Шипов. Вы неподражаемы!
Очень лестно это слышать, но
Что случилось, то случилось. развел руками Сергей Павлович.
Признаться, я сильно удивлен письму.
Зря. Вы, друг мой, для императора много значите. Поэтому он, очевидно, испытывает сильную неловкость из-за всей этой истории. Особенно теперь По всей Европе начинает полыхать, как вы и предсказывали. Вы слышали, что случилось во Франции?