Выстрел.
Этот студент успел первым. И пуля больно ударила графа в левое плечо. Однако на последних волевых он сумел все же завершить начатое, и даже уплывая от натурально нокаутирующего попадания, всадить пулю из револьвера супостату куда-то в грудную клетку.
Секунда.
Вторая.
И граф привалился к лошади, с трудом удерживая равновесие. Слишком уж большое останавливающее действие было у этой круглой пули, считай экспансивной, ибо все безоболочечные пули можно считать таковыми. Ударило от души. И перед глазами все плыло. Звуки воспринимались вязко. А стоять на своих ногах само по себе ощущалось как подвиг.
Кто-то подбежал.
Его подхватили и понесли. Хотя он сам уже мало что понимал
[1] Здесь автор ориентируется на исторические карты Санкт-Петербурга 1830 и 1858 годов. За эти годы площадь застройки города практически не увеличилась.
[2] Добавки в чугун для последующего отжига в ковкий шли такие: около 1,0% кремния, около 0,5% меди и около 0,005% бора. Что сильно улучшало качества базового ковкого чугуна.
[3] 3-пудовая бомбовая пушка образца 1833 года имела калибр 10,75 дюйма (273 мм), длину ствола в 12 калибров с каналом в 9 калибров и массой ствола 385 пудов (6,3 тонн). Уменьшение калибра до 8 дюймов в тех же размерах дало пушке канал ствола 12 калибров при общей длине в 16 калибров и массе ствола в 300 пудов (4,9 тонны). В целом получившаяся пушка напоминала помесь 8 150 lb Naval Parrott rifle и Dahlgren gun, только в более удачном материале.
Часть 2
Глава 1 // Dos
Не верь глазам своим!
Йода
Глава 1
1849, февраль, 25. Санкт-Петербург
Приемная императора.
Тишина.
Даже стрекота печатной машинки не наблюдается. Хотя она сюда отлично вписывалась бы. Жаль, что их покамест нет[1]. Вон сколько возни с бумагой и чернилами у бедного секретаря. Почти непрерывно строчит, что-то переписывая. А может, и видимость создает, кто знает?
Лев Николаевич повернулся, желая поглядеть в окно. И почти сразу поморщился.
Рана.
Она болела.
Пуля прошла по касательной, не задев кость. Лишь повредив мягкие ткани плеча. Раневой канал оказался не очень глубоким и не слепым, из-за чего его удалось достаточно легко прочистить. Вот и заживало все.
Но медленно.
И слишком долго.
Пару раз воспалялось, но удавалось солью вытянуть гной. Открываясь. И всячески ведя себя самым неприятным образом. Видимо, нормально прочистить ее сразу не смогли.
Сейчас уже угрозы не осталось.
Да, заживать будет долго. А восстанавливать мышцы еще дольше, из-за чего левая рука у графа теперь была не в тонусе кхм мягко
говоря. Он ей неуверенно управлялся. Однако угрозы жизни уже не имелось, так как рана затянулась и всякие воспаления отступили.
Боль осталась.
Она еще долго с ним будет.
Но что поделать? Главное, на местные обезволивающие не подсаживаться. А то, как граф заметил, тут любили или опиум употреблять для этих целей без всякой меры, или морфий, или алкоголь. Довольно быстро подменяя причину следствием и превращаясь в обычного наркомана или алкоголика. Грустно, но факт. Таких было более чем достаточно.
Поморщился, значит, он.
Поправил правой рукой свою левую, что покоилась на эфесе сабли. И покосился на Дмитрия Алексеевича Милютина. Полковник был спокоен и даже в чем-то равнодушен. Видимо, сказывалась усталость. А может, и нет. Граф заметил, что у него есть определенная психологическая стойкость и перед начальством он не терялся, как иные. Что в известной степени и обеспечивало ему карьерное продвижение, даже несмотря на нескрываемые либеральные взгляды.
Дверь распахнулась, и из кабинета вышел Лазарев.
Вы уже на ногах Отменно! произнес он, подходя, и хлопнул графа по плечу, отчего тот скривился, ибо попал адмирал прямо по ране.
И вам доброго дня. с трудом сохраняя вежливость, ответил Толстой.
Ох, прошу прощения. С виду и не скажешь, что вы еще ранены.
Угрозы нет, а все остальное неважно. Дела не ждут.
То же верно. кивнул Лазарев, ему этот подход очень импонировал и был безгранично близко. Сам так делал.
К слову, занятие поста морского министра и общее расположение императора очень сильно сказалось на его здоровье. Он посвежел. Да и поход к берегам Мексики во главе флота сказался. Взбодрил. Так как позволил хорошенько выспаться, наслаждаясь теплым морским воздухом. А потом еще и графское достоинство, принятое из рук Николая Павловича, дополнительно укрепило его душевное и физическое состояние.
Он уже не выглядел так мрачно, как раньше.
Жизнь у него явно налаживалась, а вместе с тем и желудочные боли отступили[2]. Да, морское путешествие обычно не сахар. Но адмирал и морской министр мог себе позволить сохранять правильную диету даже там. Нагрузки же и тревоги во время этого во многом безопасного и спокойного похода не шли ни в какое сравнение с той нервотрепкой, которая навалилась на Лазарева раньше, особенно в бытность командующим Черноморским флотом в известной оппозиции к императору
Господа, произнес секретарь, Дмитрий Алексеевич, Лев Николаевич, прошу. Государь готов вас принять.
Ступайте. С богом. произнес Михаил Петрович.
И еще раз хлопнул Толстого по раненому плечу, словно проверяя его стойкость. Тот был уже морально к такому готов, поэтому сумел сдержать улыбку. Ну, почти. Она лишь чуть-чуть уползла с лица. На самую малость.