Шипов и Юшков мрачно переглянулись.
И удар по мне, в связи с этим, очень уместен. продолжил граф. Если сначала выбить меня, а потом снять вас Сергей Павлович. Например, направив на повышение или даже в отставку. То дальше уже можно будет устроить пожар на селитряном заводике. Мы ведь так и не нашли тех, кто подорвал плотины.
Если ваше предположение верно, Лев Николаевич, предельно серьезно произнес Шипов, то дело плохо.
Плохо? Все выглядит совершеннейшей катастрофой! воскликнул дядюшка. Англия и Франция вместе совершенно непреодолимая сила на море!
Или нет задумчиво произнес граф.
В каком смысле? не понял Владимир Иванович.
Есть кое-какие мысли. уклончиво ответил племянник.
Лев Николаевич, что вы задумали?
Я? Ничего. У меня своих дел за глаза. отмахнулся граф.
Вы знаете, как мы можем разгромить объединенные силы Англии и Франции на море? с легким оттенком ужаса поинтересовался генерал.
Да. Но для этого мне нужно три линейных корабля первого ранга. Самые свежие и сильные. Однотипные. И карт-бланш на их перестройку и переоборудование. Как вы понимаете, на это никто не пойдет. Ни сам Николай Павлович, ни тем более Михаил Петрович. Император попросту не рискнет, а Лазарев я для него что блоха. Даже не моряк. Он меня и слушать не станет. Так что все это не важно. отмахнулся Лев Николаевич.
Его попытались еще немного попытать, но Толстой хранил молчание и лишь таинственно улыбался.
Почему он молчал?
А зачем болтать? Задуманное им лучше не светить даже в узком кругу. Шипов, без всякого сомнения, напишет императору. Дальше же как тот отреагирует, так и нужно будет действовать. В интересах России, разумеется, но и не забывая о себе любимом
[1] До появления железной дороги какие-то значимые грузы через степь в северном Крыму почти не возили из-за массы логистических трудностей. Почти все завозили каботажем.
Часть 1
Глава 4
1848, май, 18. Казань
Не кочегары мы, не плотники, напевал себе под нос Лев Николаевич, стоя на смотровой площадке и листая журнал плавок.
Маленькое опытное производство стали разрасталось.
Император не подвел и выделил по осени только под это дело аж пятьсот тысяч рублей векселями. Теми самыми, которые сам граф ему и присоветовал выпускать. Использовать их, конечно, получалось с немалым трудом. Все ж таки вещь новая. Однако все пошло на лад, когда в начале 1848 года ими удалось заплатить налоги с обещанной скидкой в десять процентов.
Вот тут-то спрос на них и нарисовался.
И не только у всякого рода делового люда в Казани и ее окрестностях. Нет. Много шире. Особенно оживились купцы, увидевшие в этом инструмент оптимизации расходов.
А вместе с тем появилось и желание сотрудничать.
За векселя.
Тут-то дело с мертвой точки и сдвинулось. Да, сам Толстой в это время находился в столице. Однако заранее достигнутые договоренности начали претворяться в жизнь
Я не вижу результатов за последние три дня. произнес граф, завершив изучать журнал.
Из университета еще не прислали ответа, Лев Николаевич. ответил Мирон Ефимович Черепанов[1]. Сын Ефима Алексеевича, с которым они представляли знаменитую пару Черепановых.
Родитель его умер.
А он сам в свои сорок пять лет вид имел самый неважный. Но что хуже того, совершенную подавленность моральную. Из-за того, что Демидовы, которые владели Тагильскими заводами, попали под влияние некого месье Кожуховского, дела там пошли довольно скверно. И, в первую очередь стали всячески ущемлять местных специалистов, даже тех, которые зарекомендовали себя отлично. Этот Кожуховский убедил Демидовых в том, что нужно по возможности отказаться от местных специалистов и все построить на приглашенных иностранцах. И дела ставить «как у них». А учитывая то, что к 1840-м годам Демидовы частью пресеклись, частью почти безвылазно жили в Европе, это предложение им «зашло» замечательно.
Вот Мирон Ефимович и пребывал в печали а точнее, в депрессии. Проект его парохода завернули, хотя никаких в том оснований не имелось. Паровоз, который ходил по чугунной дороге от Меднорудянского рудника до Выйского завода заменили лошадьми. Да и вообще принижали его и ущемляли как могли, припоминая ему в том числе и происхождение.
Лев же подсуетился.
И сначала
выдернул Мирона, которого охотно отпустили, разве что, не сопроводив пинком под зад. А потом и другого бывшего крепостного Фотия Ильича Шевцова[2], который заводами и управлял. Точнее, от управления его отстранили еще в 1847 году, вынудив написать о том прошение.
И теперь эти двое были тут.
К вечеру обещались, добавил Фотий Ильич.
Хм ясно. А как полагаете, имеет смысл пытаться это все регулировать? потряс журналом плавок Лев.
Не думаю, Лев Николаевич. покачал головой Шевцов.
Горит углерод неравномерно, продолжил Черепанов. Из-за чего получается только одно предсказуемое положение по его завершении.
Как вы видите, добавил Шевцов, наши замеры показали разброс свойств металла, на одной и той же минуте продува. Какие-то опыты, я полагаю, имеет смысл проводить. Но выпуск весь вести от полного выдувания.
Так мы хотя бы будем представлять содержание углерода, поддакнул Черепанов.