Вмешался Лукомский.
Я думаю, что до окончания всего дела придется вас подержать под замком в подвале Ставки. А там решим, что с вами делать
Нет, господа, я протестую! Великий Князь Сергей Михайлович решительно встал. Миша очень эмоционален и все что он тут наговорил следствие его вспыльчивой натуры. Да и сажать в подвал Великого Князя и родного брата Государя это както чересчур. Давайте посадим его под домашний арест в гостинице и ограничим ему круг общения. Он абсолютно не опасен, господа.
Лукомский и Алексеев переглянулись.
Ну, будь по вашему, Сергей Михайлович. Пусть пока отдохнет в своем номере, остынет немного, а там уж может и найдем точки взаимопонимания.
Алексеев вышел в коридор и через минуту в комнату ввалились солдаты во главе с все тем же штабскапитаном, которого приставил ко мне Лукомский.
Штабскапитан Добронравов! Его Императорское Высочество решением руководства Ставки взят под домашний арест до выяснения некоторых обстоятельств. Ваша задаче сопроводить Его Высочество в их номер в гостинице и взять под охрану. До особого распоряжения, покидать пределы номера ему и его секретарю не разрешается. Посетителей не пускать. Все. Выполняйте!
В Петрограде все спокойно, но дом ваш сгорел и что сталось с вашим семейством, неизвестно.
(Из разговора бывшего министра Императорского Двора графа Фредерикса с военным и морским министром Временного правительства Александром Гучковым.)
Створки дверей распахнулись и в лицо пахнул морозный воздух февраля. В проем по одному вышли солдаты конвоя. Штабскапитан Добронравов вежливо указал мне на дверь.
Прошу вас следовать за нами, Ваше Императорское Высочество.
На площади перед зданием Ставки было малолюдно. Часовые, патруль да несколько офицеров, спешащих по какимто явно служебным делам. С неба срывался снег и его колючки ледяной ветер швырял прямо в лицо. Погода явно не располагала к прогулкам на свежем воздухе. Ночь, которая завершила такой безумный день и дала начало новому, еще более безумному дню, явно близилась к своему завершению.
Близилась к завершению и моя политическая карьера. Во всяком случае так думали господа, которые отдали приказ о моем аресте. Их логика была понятна и прогнозируема засадить меня под замок на несколько дней, а там сам ход событий решит, как им со мной поступить. Возможно, меня захотят предать скорому и пафосному революционному судилищу. Возможно, если все пойдет не по плану, я им могу понадобиться как предмет торга или в качестве зиц-Императора Фунта. А может тихо удавят шнурком от штор за неимением шелковых офицерских шарфов, да и прикопают гденибудь в лесочке. И нет им уже дела до моих мыслей и желаний. Все. Фигура списанная в расход
Я поднял глаза к небу. Еще немного времени и восток окрасится в розовые тона, которые впрочем вряд ли будут видны сквозь толщу туч. Но даже тучи не могли надолго задержать наступление последнего дня зимы. Последнего дня этого страшного для России февраля тысяча девятьсот семнадцатого года от Рождества Христова.
Вот не знаю почему, но я чувствовал, что сегодня именно двадцать восьмое февраля, а не тринадцатое марта по привычному мне счету дней. Возможно эпоха накладывала свой отпечаток, а может я, гдето в глубине того неуловимого, что зовут душой человеческой, чувствовал наступает решающий день. И мне было психологически комфортнее считать, что завтра наступит весна и все, буквально все, изменится. И в моей жизни и в жизни всего известного мне мира. И нынешнего и грядущего. Просто хотелось в это верить. Потому что это все, что мне осталось ибо я сделал все, что зависело лично от меня
И вдруг, совершенно неожиданно и для себя самого, и уж тем более для окружающих, я напел:
Парара-рарарара-рам парарарарара-рам парарарарара-рарам парам парарарарара-рарам рам парам!
На меня резко обернулись. Ктото из солдат нервно передернул затвор. Добронравов поежился. Бедные. В какой неподходящий момент им приходится знакомиться с легендарным хитом Эннио Морриконе из второй части тарантиновского «Убить Билла2», а именно из той его части, когда похороненная заживо Беатрикс Киддо сбитым в кровь кулаком пробивает крышку гроба. Музыку
мои конвоиры конечно не знали, но чтото в моем пении им крайне не понравилось. Солдаты нервно заоглядывались, а штабскапитан поспешил распахнуть дверцу
Прошу садиться, Ваше Императорское Высочество.
Добронравов указал на чрево автомобиля. Вслед за мной в машину сел сам штабскапитан и еще один унтер. В салоне нас всего четверо, ну если считать с шофером. Остальные одиннадцать солдат позапрыгивали в кузов грузовика. Наша колонна тронулась в путь сквозь вьюгу.
Однако, вдруг оказалось, что грузовик с солдатами резко вильнул и встал посреди дороги. Резко затормозили и мы.
Добронравов обернувшись пытался понять сквозь тьму и снег причину остановки. Поняв, что не преуспеет в этом, он бросил унтеру:
Сбегай, братец, узнай почему встали.
Тот кинулся исполнять приказ их благородия. А я мстительно пропел:
Парара-рарарара-рам парарарарара-рам парарарарара-рарам парам парарарарара-рарам рам парам!
Прекратить! Добронравов это буквально выкрикнул, но затем все же взял себя в руки и уже спокойнее добавил. Прошу простить, Ваше Императорское Высочество, но петь нельзя.