Спасибо, Отто. Придет день, победит наша революция. Мы сможем позволить себе заказывать мясо каждый день. Станешь жирным словно мастер Бергман.
Циммерман в ответ склонился к его уху. В кабаке было настолько шумно, что приходилось кричать, наклоняясь к собеседнику.
Только это греет мою душу, Клаус. Даже если не вернусь, камрады продолжат борьбу! Я же познакомил тебя с ними. Стальные парни.
Ты вернешься, успокоил Федор. Что до стальных Все записаны во фрайкор[3], и никто не отказался.
Ничего тут страшного! успокоил Отто. Пусть чуток помаршируют и научатся стрелять. Это пригодится. Поскорей б война закончилась! Лягушатников на дух не переношу, Отто стукнул по столу. Как и наших толстопузых буржуа. Не смотри так на меня, камрад! Помню, наш учитель Карл Маркс говорил: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Вот только пожалеет ли меня французский пролетарий, одевший военную форму, когда увидит в прицеле своей винтовки?
Дружище, ты путаешь разные вещи, покачал головой Федор. Солдат в бою не думает о классовой солидарности и о том, что у врага дома осталась жена с двумя детьми. Там другие понятия: убей или будь убитым. Потому стреляй по французским братьям-пролетариям без малейшей жалости. Или, при удобном случае, переползи на их сторону и сдавайся в плен. Война кончится и тебя вернут на Родину.
Они сделали паузу в крамольных речах, потому что приблизился кельнер. Он принес дымящиеся красные куски копченой свинины, разогретой в печке, графин со шнапсом и хлеб. А потом началось выступление.
Вместо троицы фройлян с многообещающими бюстами, как изображалось на афише, сцену заняли два еврея. Старик со скрипкой присел на стул. Рядом обосновался молодой пейсатый юноша в очках, державший в руках гармонь. Они заиграли что-то ритмическое. Гармонист начал петь неожиданно приятным юношеским альтом на идиш. Все присутствовавшие поняли большинство слов. Песня была шаловливая: о том, как некий шлимазл крупно согрешил в шабад. Теперь оправдывается перед ребе в надежде на отпущение греха.
Непритязательная публика хлопала в ладоши. Скрипка в руках старого иудея завершила мелодию песни и вдруг выдала что-то искрометное. Смычок прямо-таки летал в его руках. Гармонь аккомпанировала.
Посетители сдвинули столы и пустились в пляс. Сапоги и башмаки грохотали по грязным доскам пола, словно град по железной крыше. Пехотный офицер со своей поддатой фрау налетел на столик Федора и Отто. Повалил одну из ширм и, не извинившись, вновь повел дрыгающуюся спутницу к центру.
Пока нам шнапс не опрокинули и не разлили, давай выпьем за победу германского оружия и мое скорое возвращение, прокричал мобилизованный. Помни! В плен я не сдамся. Иначе Марта и детишки не получат денег. Камрады из партийной кассы, можетбыть, подкинут раз-другой, но на это не проживешь.
За твое скорое возвращение, дипломатично поддержал Федор.
Они выпили и приговорили по куску свинины. Мясо оказалось отличным. Разве что, не хватало каких-то особенных специй и прочих ухищрений, характерных для высокой кухни, зато свежее поросячье бедро, жареное на вертеле, просто таяло во рту. Другого и не надо. Разве что запить его темным баварским пивом. Бархатным. Но спонсор пиршества настаивал на шнапсе.
Когда шум немного стих, Отто вдруг спросил:
Клаус, а твои камрады из РСДРП в самом деле желали поражения русской императорской армии ради революции? Это же немыслимо Если потерять страну, где делать революцию?
Они ж марксисты, хмыкнул Федор. Потому считают: мировая пролетарская революция важнее судьбы отдельно взятой страны. Когда весь мир будет
принадлежать трудящимся, национальные границы утратят значение.
Что же они не выступили, когда царь Георгий терпел поражение на фронтах?
Ждали окончательный капут. Когда в боях погибнут все высшие Осененные империи так в России называют магов. Мы их ненавидим. Упразднение привилегий колдунов главный лозунг левых партий.
В Рейхе все иначе, покрутил головой Циммерман. Наша империя образовалась как союз княжеств. Все князья могучие маги, оттого власть императора ограничена. У нас есть парламент. Правда, не с такими полномочиями, как во Франции. Одна из самых больших фракций, как ты слышал, социал-демократическая.
Так почему они не введут социализм постановлением через Рейхстаг? насмешливо бросил Федор. Ответа не расслышал: евреи снова заиграли громко и пронзительно.
Так и скоротали вечер. Тщедушный Отто окосел с пяти рюмок шнапса. Федор проводил его в район порта, где его семья снимала комнату у другого гамбургского рабочего, сам же поспешил в казарму. Опоздание как минимум повлечет серьезный штраф десять или даже двадцать марок. Очень много для человека, имеющего миллионы рублей и франков на счетах в различных банках. К сожалению, недоступных в нынешнем положении.
Казарма для фольксдойче, прибывших из России, имела лишь одно преимущество, немаловажноев нынешнем положении, бесплатность. Постояльцам она обеспечивала условия, куда более спартанские, чем общежитие рабочих Сестрорецкого завода. Койки в три яруса напоминали скорее внутренности линейного корабля парусной эпохи, нежели нормальное жилище. В казарме душно и холодно одновременно. Из-за редкой смены белья и столь же редких походов в баню здесь смердело. Периодически амбре кубрика дополнялось запахом метил альдегида: после уборки им заливали полы здесь и в коридоре, а еще отхожие места. Глаза от такой дезинфекции щипало несколько часов. О предельной допустимой концентрации отравы здесь никто не задумывался.