«Антон Иванович сердится» мы только что посмотрели. Как будто в мирную жизнь окунулся. Во время войны вспоминаешь время до 22 июня, как райские кущи, которые возможны только в сказке. Чувствую, как нечто жёсткое внутри, незаметно появившееся во время жарких боёв в Минске, размягчается. Отбрасываю неуместное размягчение. Это не трудно сделать, достаточно вспомнить ту длинную щербину в стене от пули, которая должна была пройти сквозь мою голову.
Была ещё военная кинохроника, без неё теперь ни один сеанс не обходится. Но по устаревшим событиям. Мелькнули и кадры воздушных боёв над Минском.
А вы когда уезжаете? Ариша заглядывает в лицо сбоку. Симпатичная она, если зажилить слово «красивая», как редкий товар.
В понедельник, общению с девушкой не сопротивляюсь, хотя не время сейчас. Война идёт. Не сопротивляюсь, потому что от одного её голоска в груди теплеет.
Прямо так быстро
Арина тускнеет. Уже простила мне тот первый обман, когда я назвался двоюродным племянником своему деду. Отговорился тем, что родственные связи генералов военная тайна. Пошутил так. Причём она опять поверила, пришлось себя убедить, что так оно и есть. Варум нихт?
Мы отходим от клуба с фонарём на столбе в темноту. До следующего столба метров сто, там уже наша улица, где мы можем и наощупь пройти. Дождик, неторопливо капавший весь день, прекратился, за пригорок у реки ветер не достаёт. Выглядывает луна, озаботившаяся осветить нам путь.
Борь, а как вы 22 июня встретили?
Гуляли по Минску ночью после выпускного вечера, от воспоминаний слегка перехватывает дыхание, вспомнил Зосю, кутающуюся в мой пиджак.
Говорили о том, кто и на кого пойдёт учиться интересно, а Зося пошла всё-таки в артистки или нет? О войне узнали, когда на пригороды несколько бомб упало. Немецкие самолёты наши лётчики быстро прогнали. Вроде даже не погиб никто, только несколько человек ранено было. И всё. Сразу мирная жизнь кончилась.
Вздыхаю. Девушка смотрит сочувственно и начинает тараторить.
А мы только днём. Нас собрали у конторы пристани, там репродуктор стоит. Мальчишки прямо обрадовались. Потом двое на фронт решили сбежать.
Их в Семипалатинске за шкварник взяли и домой. Никто не испугался, только старики хмурились и ругались.
Слушаю. Мне не столько интересно, сколько приятно слышать её голосок.
Мы потом стали пугаться. Немцы взяли Вильнюс, Львов, Кишинёв. Про многие города я и не слышала никогда. Прямо ужас какой-то
Каунас, Алитус, Клайпеда, Тернополь перечисляю на память несколько городов меньше калибром, чем республиканские столицы.
Вот-вот! Нам объясняли, что нападение неожиданное, немецко-фашисткие орды огромные, Красная Армия ведёт ожесточённые бои. Только ещё страшнее становилось, тараторит девушка. И вдруг выясняется, что в Белоруссии фашисты не сумели захватить ни одного города. А это правда? Прям ни одного?
Правда, отвечаю односложно и с долей равнодушия.
А что-то вокруг Бреста было?
Мы уже стоим у дома Арины, поодаль от светового пятна, падающего из окон.
Да ничего особенного. Сначала они ворвались в Брест, их оттуда выпнули. Кто живой остался. Точно не помню, то ли тысячу солдат там немцы потеряли, то ли полторы
Ариша слушает, затаив дыхание.
Отец приготовил им встречу, бронепоезд с тяжёлыми пушками подогнал, войска как-то хитро расположил. Немцы решили Брест в окружение взять. Ударили с севера и юга от города. Как бы двумя клешнями, хвалю себя мимоходом за найденную метафору, девушка сверкает глазами. Северную клешню обрубили, взяли трофеями полсотни танков и шесть тыщ немецко-фашисткого народу.
А южную?
Южная группа успела удрать, вздыхаем вместе с ней разочарованно. Там один лейтенант заминировал дорогу и отправил на небеса целый батальон.
Ух, ты! из уст Ариши вырывается возглас восторга. Неуместного.
Отец так ругался, качаю головой. Ему надо было заманить немцев в место, где им встречу приготовили. Но после такого удара немцы стали идти очень медленно и осторожно. Не дождались их, в общем. Когда северную ударную группу уничтожили, южные сразу всё поняли и смазали пятки.
А что твой отец с тем лейтенантом сделал?
Сильно наказывать не стал. Выговор влепил в личное дело.
Рассказываю, а сам думаю: откуда я всё это знаю? Отец мне подробных докладов, понятное дело, не даёт. Оно всё как-то само заходит. Ну, и что не секретно, то не скрывает.
Как интересно, вздыхает девушка. Так хочется на фронт поехать
С ума сошла? Нечего на войне девчонкам делать.
Прямо нечего? А медсанбаты?
Так они ж не на передовой.
Вот! победоносным тоном говорит девушка и вдруг резко поворачивает разговор. Зайдёшь к нам?
Ого! Так сразу? На ночь глядя? Последний вопрос вслух.
Неудобно. Поздно уже. Твои сейчас засуетятся, заволнуются и есть причина завершать прогулку. Ариша слегка подрагивает от холода.
Иди в дом, а то совсем продрогнешь
Девушка мнётся, затем вдруг решительно бросается вперёд, целует меня куда-то в район края губ и убегает. Стою столбом, слушая последовательно скрип калитки, топот быстрых ножек, хлопанье дверей. Через пару секунд обретаю способность двигаться.
Ладно, надо домой идти, завтра хлопотливый день. Сборы в дальнюю дорогу. Поезд от Семипалатинска до Москвы три дня ползёт. Намаемся за это время.