Не отравишь?
Рысьи глаза Сталина настороженно сверкнули.
Портреты Иосифа Виссарионовича, которые я видел, настоящий цвет его глаз не передавали.
Сейчас же, он вот. Рядышком сидит.
Глаза его рыжеватые!
Пусть в настоящий момент и притухшие, не здоровые, но всё равно, производящие сильное впечатление.
Встречаться взглядом с такими было как-то Нет, точно не могу описать.
Требуется некоторая предварительная подготовка начал было академик, но был прерван взмахом руки Сталина.
Вот и готовься. Срок неделя. Все остаетесь здесь. Ты, Василий, тоже переходишь на казарменное положение.
Ещё сутки назад ни о чем подобном у меня и в мыслях не было. Эти двадцать четыре часа в Москве буквально перевернули всю мою жизнь. Эту, уже здесь, вторую. Чего только в ней не случалось четыре войны, работа в лагере НКВД, но чтобы такое
Я здесь всё время не высовывался, к обстоятельствам приспосабливался, старался быть менее заметным в своей второй жизни. А она, меня за шиворот взяла и
Сейчас я находился в кабинете самого Сталина! Причем, не просто чай ему
подать пришел.
Прервется его жизнь этой весной или продлится дальше, сейчас и от меня зависело. Да, что говорить именно от меня! Кто бабочковую настойку-то изготовил Она первична, препарат Вершинина только её аналог.
Я стронул камешек на вершине горы. Он и сдвинул с места всё остальное.
Может, именно для этого и попал я сюда? Таково моё предназначение?
Не просто так были и фельдшерская школа, работа на фармацевтическом складе? А мой перевод к летчикам? А встреча с Кожедубом, который был не шапочно знаком с Василием Сталиным?
А то, что надо из бабочек нужно стимулятор сделать?
Идите. Вас проводят.
Вождь кивнул сыну. Сейчас тот был в своем законном генеральском мундире. Права-то носить его он был не лишен, пусть и смещен с должности.
Что будет нужно, говорите. К вам подойдут.
Это уже было сказано Сталиным, когда мы вчетвером покидали кабинет.
Потом всё мне расскажешь, шепнул мне Вершинин.
Хорошо, только и оставалось мне пошевелить губами в ответ.
Глава 42 Трудное и ответственное решение
Так бабушка Саньки-умника в Пугаче говорила.
Мне ночью в Кремле сон про невесту не пришел. Утром же ни к тому ни к сему анекдот из прошлой жизни вспомнился.
Тот, где новый сотрудник фирмы у давно здесь работающего спрашивает о том, кто генерального директора поддерживает.
Никто, он ещё сам ходит
Так вот, те товарищи, что Вождя не очень сильно поддерживали, буквально на уши встали из-за нашего ночного посещения Сталина.
Уже ранним утром им стало об этом известно. Доложить было кому. Пень-то на середине поляны не один торчит, от него во все стороны корни, а от них корешки отходят
Васька в Кремле
Ещё и не один?
С кем?
Через непродолжительное время мои скромные имя-фамилия стали известны весьма влиятельным людям. Про Кожедуба и академика Вершинина они хоть краем уха, но слышали.
С Кожедубом понятно. Хороший знакомец Василия Иосифовича.
Академик Вершинин Ему-то в своем Томске что не сидится? Фармаколог он знатный, но в политику никогда раньше носа не совал.
Какой-то его аспирант с ним ещё до кучи?
Что за аспирант?
Есть на него объективочка?
Так было и произнесено объективочка.
Надо сказать, характеристика и объективка вещи не совсем идентичные. Пусть та и другая информацию о каком-то человеке содержат.
Объективка работниками силовых структур или партии составляется. Она, конечно, беспристрастна, но зачастую нелицеприятна по отношению к чему- либо.
Ну, на меня, как и на практически любого половозрелого мало-мальски социально значимого человека, характеристика имелась.
Осталось только в ней некоторые моменты красным карандашом подчеркнуть, акценты, так сказать, расставить.
От них многое зависит.
Оказывается, попадал уже этот человечек в поле зрения определенных структур! Но, не подтвердилось
А, так всё с ним ровно. Опять же участник Великой Отечественной и прочих. Хорошо проявил себя в Китае. Однако, какая-то алхимия за ним числится Из бабочек.
Темная лошадка?
Ещё больше некоторые товарищи встревожились, когда в Кремль несколько старых большевиков почтенного возраста были доставлены и им академик из Томска начал какие-то подозрительные пилюльки давать. А капитанишка-аспирант динамику их физического и психического состояния протоколировать и что-то с академиком обсуждать.
Ещё и к Сталину они, аспирант и его научный руководитель, не раз в день шастали. Трубочкой его слушали и пульс Вождя считали. Он же, их до себя допускал! Это дело совсем невиданное
Кожедуб и Василий ко всему этому не привлекаются, как мыши по выделенным им комнатам сидят.
Никого из этой подозрительной компании «для разговора» изъять не получается. Доверенные люди Самого всё перекрыли и допуска к «ночным гостям» нет.
Прошел день, два, три
Академик Вершинин как в рот воды набрал. На меня поглядывал искоса и не особо приветливо.
На четвертый день, как раз посредине отпущенного ему Сталиным срока, вдруг успокоился, даже под нос себе что-то из классики посвистывать начал.
Надо сказать, большую часть предшествующих дней он как мог обследовал Иосифа Виссарионовича. И объективно, и через чтение его медицинской документации. Ему её успели из «кремлёвки» доставить преданные делу партии правильные товарищи. Распорядился об этом академик сразу же, как мы от Сталина вышли.