С ума сойти можно.
Чтоб поберечь этот самый ум, вырубаю рабочие телефоны и звук на мобильном, запираю дверь изнутри и маниакально вгрызаюсь в работу. Время от времени внутри что-то вздрагивает и болезненно замирает, и хочется не то разреветься, не то срочно набрать номер Сашкиного брата, вдруг что-то изменилось. Он, конечно, и сам пообещал позвонить, если будут новости, но мало ли
Пару раз за дверью кто-то скребётся, в смысле, стучится, но шеф у себя, а больше мы никого не ждём. О том, что Сашку увезли на скорой, наверняка уже знают все, но у меня нет никакого желания обсуждать этот факт и вообще с кем-то разговаривать. Сорвусь, психану, наору на кого-нибудь носи им потом цветы на могилку.
Вот-вот, уже психую.
С большой кружкой успокоительного чая просиживаю до семи часов. Шеф перед уходом делает безуспешную попытку выгнать меня домой и даже обещает подвезти, хотя ему совсем в другую сторону, но в конце концов покидает кабинет, ворча что-то про бестолковую молодёжь. Для верности выжидаю ещё полчасика, слышу, как по коридору проходит охранник, выключающий на этаже свет. Ещё пять минут подожду, нет, лучше десять, а может, даже
Не помогает этот чай, ну вот ни капельки!
Стоит мне высунуть нос из кабинета, как над кофейным автоматом разливается знакомое свечение.
Это не я! быстро тараторит Настасья, не дожидаясь вопросов. Не я, честное слово! Нет, ну я же знаю, что ему ничего такого нельзя, я же всё понимаю, и как ты вообще могла подумать, мы же подруги, вот не ожидала такого
А ну, тихо! рявкаю шёпотом и оглядываюсь. Конечно, если Настасья выбралась наружу, значит, на этаже никого больше не осталось, и всё-таки.
Она умолкает, обиженно надувает губки и складывает руки на груди, пока я лихорадочно пытаюсь сформулировать вопрос причём так, чтоб мне на него ответили, а не облили кипятком, барышня-то у нас горячая. Вздыхаю, усаживаюсь на подоконник. Некоторое время смотрю перед собой.
Врач сказал, говорю, и голос звучит совсем тихо и хрипло, что ему очень повезло. В том смысле, что лекарства были при нём и нашёлся человек, который умеет делать уколы. Я упомянула про привороты и всё такое, а он ответил, что там, наверное, лошадиная доза была и «вот ведь сила чувств у кого-то!».
Настасья медлит, потом усаживается рядом, и сквозь её подол просвечивает подоконник.
Это правда не я, говорит она жалобно. Я киваю сама не верю в её злонамеренность, хотя, конечно, прецеденты-то были, вкупе с чистосердечным признанием. Наверное, я доверчивая дура, но хочется успокаивать