Заклятье вечной любви наложили, пояснила та, поглаживая её щёки лапкой. Прежде-то всё присушить пытались, да не вышло: нынче не всякую девку присушишь. Больно умные все стали, выдала она сакраментальную фразу.
Значит, Марго всё-таки не побоялась на меня волховать, вспомнила Ольга её же слова. И с Батюшкой Бором враждовать не боится.
Надеется, что он поздно узнает, пояснила Сумерла. Он всё больше размышлять повадился: по сторонам не глядит пенёк старый. А, как узнает, уж поздно будет: Масатка сильней любого Большака́ станет. Ну, спрашивай, разрешила она. Чем озабочена?
Когда мы на Скипера охотились, я вспомнила одну сказку. Про него. О том, как он похитил трёх богинь: Живу, Лелю и Морену. Заворожил их
Знаю эту сказку, усмехнулась Гата. Были такие. Не богини, понятно, а дочки старейшины. Веков за пять иль шесть до крещения Руси. Я уж точно не припомню. Заворожил их не Скиперка, а Моргощь. Он на такие дела мастер. Живу-то с Лелей, как надоели, прочь прогнал. Девки по нему все иссохлись, да и померли. А вот Мара ему по сердцу пришлась: злыдня удалась на славу. После в Навь попала и тут изрядно покуражилась. Пока её Ма-Са-Та в небытие не спровадила.
Она уколола Ольгу острым ледяным взглядом и подтвердила:
Так он и с прочими девками обходился. Вроде той полуверицы, с которой вы нынче покончили. Так и с тобой поступить замыслил. Как ты к нему нынче льнула да млела? Не забыла?
Ольга вспомнила и обмерла: Илья! Он же их видел. И увиденное ему очень не понравилось не сказать хуже.
Не терзайся, снисходительно молвила Сумерла. Пока ты жива, ничего непоправимого нету. Суженный твой уж всякого насмотрелся: поймёт. Но после, строго предупредила она. А прежде надо вам кое-что узнать. И не от меня: от самой Масатки. Чтобы вы не сомневались, что услышанное одна чистая правда. Вот к ней вы ввечеру и наведаетесь. Там и колдуна встретите.
А всё-таки, не выдержала Ветка. Как они смогли её заворожить, если на ней твой оберег?
Оберег тебе не скафандр для выхода в открытый космос, внезапно сразил их наповал древний, как мамонт дух. Ну, чего вылупилась? Думаешь, если я по привычке иногда говорю, как ископаемое, так им и осталась?
Умеешь ты удивить, в полном обалдении пробормотала Ветка.
А оберег, продолжила Гата нравоучительным тоном, на то и оберег, чтобы оберегать от чужого зла. От своего собственного один оберег: ты сама. Почему Моргощь не мог присушить твою сестру? Да потому, что она от своей любви к Илье не отступила. Хотя и считала его колдуном. От него самого отказалась, а от любви нет. Тем она себя и защищала. Ибо такая броня покрепче любого скафандра. А вчера её гордыня бестолковая, безжалостно припечатала Сумерла подопечную, в той защите червоточину сотворила. Крохотную, но достаточную, чтоб Моргощь через неё до души добрался. А любая волшба над людьми только так и творится: через душу. Завладей ею, и завладеешь человеком: всемерно и всепоглощающе.
Она помолчала приставники боялись нарушить это молчание, подспудно чувствуя недосказанность. Бабуленька думала о своём, кивая в такт мыслям головой. Ветка неизвестно: думала хоть о чём-то, или ветер в башке гулял? Ольга же поедом себя ела, представляя, что сотворила с Ильёй. Ей хотелось
сунуть голову в очаг, чтобы в ней выжгло все казнившие её страхи.
Наконец, Сумерла спросила:
Вы думали когда-нибудь, как получили своё мастерство? Как кому что досталось? Почему ваша бабушка обрела самое могучее оружие? Её любовь безусловна и неподкупна. На кого бы обращена ни была. А такая любовь и сама по себе могучее оружие. Что не каждому по руке и по силам. Ладно, махнула она лапкой. Довольно с вас науки на сегодня. Ты, Ладушка, как-то особенно уважительно обратилась она к бабуленьке, не обессудь, но в твоём дому ещё одна гостья объявится. Прислужница моя Гарафена.
Змея что ли? удивилась Ветка.
Какая змея? не поняла Ольга.
Ты что, не помнишь? Она ещё в море-окияне на острове Буяне камень Алатырь стерегла. Вопросы всем задавала, а тех, кто не ответит Кстати, Гата, а что она с ними делала? В окияне топила или на обед кушала?
Вот, о чём я тут битый час толковала?! рассердилась Сумерла. Телятя ты необлизанная! Что ты свою червоточину всё теребишь? Дожидаешься, когда Масатка и в неё своё жало запустит? Чего ты всё хорохоришься, бестолочь невоздержанная? Если себя не полюбишь, так и никто тебя любить не станет. Выдумала тоже, уже мягче проворчала она, будто мужикам лишь телесную красоту подавай. Так и то дело прошлое. Ты вон уже и похорошела, а всё себя дылдой неловкой видишь. Поганкой землистой.
А! махнула рукой Лада Всеславна. Им хоть кол на голове теши. Что одной, что другой.
Мне на работу пора, не зная, как осторожней заступиться за сестру, встряла Ольга в воспитательный процесс.
И вдруг совершенно безотчётно добавила:
Олег обещал заскочить, а меня
Тут-то её и нахлобучило ужасным подозрением. Она выпучила глаза на Сумерлу, силясь осознать, что это сейчас такое было. Потому что этого быть не могло нестерпимо даже думать о таком. Она готова была сквозь землю провалиться