Шагов за пять до повисшего комком хлама Нешто, путь Лёке преградили две тени. В руках одной просматривалось что-то вроде большого бумажного стакана с кофе. Откуда вдруг высунулась густо занавешенная зелёными прядями мордаха, на которой посверкивал белый выпуклый глаз с продольным зрачком.
Я никого не обижаю, заявил волосатый чудик с таким видом, словно всем давно нетерпелось это услышать.
Два парня о чём-то трепались Лёка даже не прислушивалась. У одного в стакане с кофе купалась говорящая жаба. Полный сюр со вздохом констатировала она, не видя в этом нелепище ничего прикольного. Снять Нешто с блискавицы могла только её хозяйка. Пускай повисит, подумает о своём поведении приговорила ворюгу Лёка и решила познакомиться с новым знакомцем поближе. Между прочим, с первым увиденным в межмирье духом.
Привет, малыш, нарочно приветливо молвил приставник, игнорируя возмущённые вопли нечистого на руку подопечного. Как поживаешь?
Надо худеть, тяжко вздохнуло явно водное создание, поразив собеседницу неожиданным замечанием.
В доказательство своевременности своих намерений, дух можно сказать, душок чуть вылез из стакана, выставив напоказ круглое, выпуклое, как линза, брюшко. Кисельно-белёсого цвета и консистенции. Немного противно смотреть, но познакомиться поближе с местными обитателями страшно интересно.
Тем более что на спинке кожа у жабки выглядела вполне обычной. А круглые ушки у неё торчали почти по-человечески очень миленько.
Мало двигаешься? участливо уточнила Лёка.
Неожиданно для себя и своей брезгливости она погладила душка по пузику краем глаза следя за хозяином стакана. Тот беззаботно болтал по телефону, то и дело подключая к разговору товарища. Подспудно в подсознании корябалась мыслишка, что вот-вот приставника увидят. Застукают прилипшим к посторонним людям, как банный лист позора не оберешься.
Много ем, между тем жалостливо призналось доверчивое создание. Здесь так много всего вкусно пёстренького и радужного. Вечно облопаюсь так, что чуть не трескаюсь, а после валяюсь тут, пошлёпал душок лягушачьей лапкой по кофе у себя под животом.
Ты болотник или
водяник? уточнила Лёка, аккуратно раздвигая прилипшие к мордашке космы.
Не-е. Я игошка, солидным тоном представилось потешное создание.
Тебя кикимора украла? вспомнила Лёка почерпнутое из славянской мифологии и не затерявшееся в океане прочей информации.
Не-е. Меня тати в болото кинули. Давно. А тятьку с мамкой порезали. И Мухорку увели с волокушами и всем добром, беззаботно повествовал беспощадно убитый когда-то ребёнок, словно о походе с родителями на аттракционы. Мухорку жалко. Добрый был конь. Я его любила, подсказала игошка, что при жизни была девочкой, и строго проинформировала: А про мамку Кикиморку всё врут. Она мою душу из болота вытащила, обласкала и в своём дому приветила. Она хорошая.
Хорошая! ядовито проскрипел Нешто-Нашто, сложив руки на груди. Стерва необласканная.
Засохни! иронично бросила ему Лёка и спросила: Манюня, а как тебя зовут?
В этот момент парни закончили трепаться и пошли своей дорогой. Игошка пропала, а Лёка подошла к вызывающе пучившему на неё «висельнику»:
Отдай!
Ты меня вроде ничем не одарила, чтобы отнять, язвительно напомнил ископаемый прохиндей. Будешь насильничать, я воеводе пожалуюсь! загробно душераздирающим голосищем провыл он.
Лёка прыснула, посмотрела на допотопного в прямом смысле слова старинушку и пообещала:
Насильничать не буду. Ты не в моём вкусе и не в том возрасте.
Тьфу! Дурища! возмутился благородный старец, норовя заехать зубоскалке кулаком в лоб. Я ж не о том. Все слова, все смыслы поисковеркали.
Браслет! терпеливо повторила Лёка, увернувшись от тычка. Сам отдашь? Или силу применить?
Что ты против меня можешь? небрежно отмахнулся Нешто.
Однако в его бесстыжих глазах промелькнула тревога.
Угадал, с многозначительной лаской в голосе заверила мучительница. Оставлю тебя здесь повисеть годика на три. Или на пять. А за это время и клад пропадёт, и
Я выбрала, чтоб зваться Венздей, захлюпала рядом игошка, высунув лягушачью лапку из бутылки.
Бутылка в кармашке, кармашек на сумке, сумка на плече остановившейся рядом женщины с телефоном, прижатым плечом к голове. Игошка помахивала лапкой и крутилась в бутылке веретеном, наматывая на себя волосы.
Кажется, я больше никогда не смогу пить из купленных в магазинах бутылок промелькнуло в голове. А вслух Лёка уточнила:
Тебя так раньше звали? Когда ты была живой?
Трудно представить, что славянскую девчушку, жившую в достопамятные времена, родители могли поименовать «средой». Да ещё на чужом языке если, конечно, те не были бриттами, ехавшими с ярмарки. И заблудившимися так далеко, что их зарезали на другом конце света.
Не-е. Когда живой, я не помню. Помню, как мамка Кикиморка звала меня Дарёной. Это когда в первый раз. А потом я выбрала, чтоб зваться Живогощь. Хотела думать, будто живу. А мамка отругала, что мужское имя на себя примеряю. И я назвалась Душицей. А ещё после Водя́нкой Любицей Я про так давно плохо помню.
Женщина неспешно побрела прочь, увлечённо треща по телефону бутылка уплыла, игошка пропала.