Увы, «решимость», на которую я понадеялся, оказалась всего-навсего одним из вариантов той самой «благородной дури». Ибо все три комбинации, которые я позволил провести «отражению», могли восхитить разве
что детей лет эдак до пяти. И наивных девиц. Ведь, кроме красоты исполнения хорошо отработанных базовых движений они не выделялись абсолютно ничем!
Наставник, наблюдавший за боем со стороны, пришел к тем же выводам, что и я. Поэтому посоветовал юноше не тратить силы на бессмысленную рубку воздуха. Тот не понял. Или не захотел понять. Пришлось снова демонстрировать всю непредсказуемость и грязь реального боя. Хотя нет, не всю прикосновение моего сапога к мужскому достоинству ар Тиера перед последующим ударом «пикой» в печень было предельно легким. А та самая комбинация, эффектному завершению которой это касание помешало, не могла пройти по определению, так как выполнялась без каких-либо, даже самых примитивных, финтов.
Когда арр Диор смог оклематься и встать после этого поражения, я вдруг понял, что следующий его эпитет в мой адрес, вне всякого сомнения, будет позаимствован у любителей площадной брани. Только вот озвучивать те слова, которые крутились на языке, ар Тиеру помешало воспитание. Поэтому я был уничтожен негодующим взглядом, крайне выразительным зубовным скрежетом и очень недовольным сопением. После чего был вызван на поединок снова. Как я понимаю, чтобы вернуть лицо, потерянное в присутствии «прекрасных дам».
Увы, следующий бой не состоялся, так как арр Диор нарвался на отказ. Не от меня, а от Наставника мастер Элмар, оценивший столь вопиющую беззащитность ученика перед примитивной, но действенной связкой, решил, что тратить время на поединки, не отработав отдельных движений, бессмысленно. И отправил его разучивать любой «нормальный» финт по моему выбору. С постепенным повышением скорости выполнения.
Отрабатывали до наступления темноты. Я до легкой усталости, мой партнер до сорванного дыхания и свинцовой тяжести в конечностях. Закончив, немного порастягивались, убрали на место учебное оружие с защитой и чинно раскланялись. После этого Арр Диор отправился мыться, а я пообщаться с Наставником.
Увы, уделить мне достаточно времени мастер Элмар не смог, так как куда-то торопился. Правда, обрадовал, сообщив, что брал ар Тиера исключительно «под меня». Потом очередной раз предложил взять деньги вперед за будущие тренировки, вытряс короткий, без особых подробностей, рассказ об охоте и пообещал, что найдет время для нормальной беседы уже следующим вечером
Несмотря на конец лета и долгое отсутствие дождей, на улице оказалось довольно прохладно. А легкий ветерок, дувший с полуночи, ощутимо попахивал гарью видимо, в Нижнем городе снова кому-то подпустили красного петуха. Привычно мазнув взглядом по лицам и фигурам всадников в цветах Тиеров, явно дожидавшихся Диора, я поправил перевязь с мечом, обошел роскошную карету с гербом ар Шеллов и неторопливо двинулся вниз по Серебряной.
Шел, как обычно, по самой середине улицы. И смещался в сторону только для того, чтобы уступить дорогу всадникам или какому-нибудь припозднившемуся экипажу. При этом старался держаться так, чтобы не схлопотать удар мешочком с песком по голове из какой-нибудь подворотни. Правда, берегся большей частью по привычке здесь, в Верхнем городе, желающие пощипать одиноких прохожих встречались крайне редко. Ибо век грабителей, посягнувших на кошелек или жизнь обитателей этой части Лайвена, обычно заканчивался слишком быстро, причем чаще всего не на Лобном месте: в отличие от служащих Разбойного приказа, благородные чтили закон своеобразно. Предпочитая творить суд собственноручно и воздавать за любое неуважение к их роду или вассалам сторицей. В результате жители городского дна боялись попасть в их руки больше, чем в руки волкодавов, а стражники Верхнего города порядком обленились и не жаловали его обитателей возможностями лицезреть себя без особой на то нужды.
На пересечении Серебряной и Поточной я привычно замедлил шаг и заколебался. Посмотрел на нависающий над горизонтом Полуночный Крест[7], почесал затылок и подумал: «А не заглянуть ли к матушке Оланне?». Но реально оценив свое состояние, понял, что платить целый золотой за ночь, большую часть которой наверняка просплю, глупо. Поэтому решил, что красотки никуда не денутся, а усталость и испортившееся настроение можно сорвать на Пустоши. И вытащил из нагрудного кармана зелье кошачьего глаза.
На этот раз дрянь, сваренная Майрой, обожгла горло и ударила в голову чуть слабее, чем раньше, но все равно вышибла слезы из глаз и «одарила» мерзостным вкусом во рту. Я перетерпел, через полторы сотни ударов сердца удовлетворенно порадовался тому, что непроглядная тьма в подворотнях начала ощутимо сереть. А еще через половину кольца, то есть, к моменту, когда добрался до пересечения Поточной и Сторожевого переулка, прибавил
шаг, ибо ночь окончательно превратилась в светлые вечерние сумерки.
Слух обострился куда слабее, чем зрение, но теньканье пересмешника, обосновавшегося где-то в центре Пепельной Пустоши, я услышал задолго до того, как дошел до окраины Поместной слободы. Тем не менее, переступив через границу единственной части Верхнего города, которую никогда не посещала стража, на всякий случай остановился, проверил, как вынимается меч из ножен и пару раз подпрыгнул. Убедившись, что меня не слышно, подобрался и двинулся вперед. От тени к тени. Не делая ни одного резкого движения и ни на мгновение не замирая.