У Игоря, которому несвойственно хоть в малости себя показывать, непринужденная, домашняя манера вести машину, будто он не на скоростном шоссе, не за рулем, а в уголке дивана перед телевизором. Его «шевроле» рвет воздух, силища громадная, а он незаметен. Молчит не оттого, что не хочется поболтать или нечего сказать. Знает, что шоссе и скорость заслуживают молчания. Иногда, сбросив газ, покосится на дорожную схему, лежащую рядышком, на сиденье, высмотрит на ней что-то и снова ровно прибавляет газ.
Я пассажирствую. Мне сидится свободно, можно принять любую позу, вытянуть или подобрать ноги, положить на спинку голову. Такое ощущение охватывает, если невзначай окажешься один в купе поезда ложись на любую полку, делай, что хочешь.
На этот раз я никуда не опаздываю. Несколько часов никто ничего не потребует, да и нет на свете души, которая знала бы, где мы. Нередко, когда близкий нам человек в пути, прикинув в уме, мы произносим: «Пожалуй, он подъезжает к Харькову». Или «Подлетает к Минводам». Сердечная служба слежения. Сейчас и самые дорогие люди бессильны были угадать, где я.
Тринадцать лет назад, на чемпионате мира, я ощущал себя всеведущим экспертом, деловито ездил на работу, на матчи в разные красивые города Толуку, Пуэбло, Гвадалахару, писал по ночам в «Советский спорт», «Футбол Хоккей», для АПН, был занят по горло, в меру рисовался перед теми журналистами, которым сообщать о футболе в свои газеты было внове, терпеливо, на доступном для них языке отвечал на вопрос: «Что вы скажете?» и был собой доволен, важная футбольная персона. И имел право предполагать, что в будущем состоятся очередные дальние дороги, следующие чемпионаты пройдут в ФРГ и Аргентине, надо думать, командируют и туда. Мексика тогда со всеми своими дворцами, фресками, пирамидами, музеями, скульптурами была остановкой в пути перед пересадкой на самолеты, вылетающие по другим рейсам. Да и о работе своей, о корреспонденциях со стадионов думал ровно столько, сколько требовалось, чтобы уложиться на отведенном редакцией строчечном пространстве. Надо было быть точным в словах и оценках, аккуратным в сроках, чтобы с легким сердцем считать свою миссию выполненной. Словом, боевая тропа оперативного репортера.
Не думал не гадал, что тринадцать лет спустя снова окажусь в Мексике и на том же самом шоссе. Дороги повторяются. По названию. Повторить же их нам не дано. Дорога может остаться точно такой же. Но ты другой. И повторение дороги дает тебе это понять.
Но с этим репортажем все иначе. К комментарию телетрансляций у меня сложное отношение. Всегда знал, что не мое дело, другая профессия, а тянуло к ней необъяснимо и неразумно, прямо-таки что-то роковое. Уж очень заманчиво целых полтора часа свободно разглагольствовать о футболе, зная, что твой «тираж» побольше, чем у «Советского спорта», зная, что рискуешь, ведь каждое слово невозвратимо, и риск этот азартом тешит душу, зная, наконец, что невообразимые колебания игры потребуют быстрой реакции, находчивости, импровизаций, даже актерства, всего того, что при письменной работе сглаживается временем, отведенным для обдумывания, и возможностью исправлять.
Владело мной и еще одно побуждение. Давно и не на шутку задевало то, как у нас комментируют матчи.
Накопилось по меньшей мере три недоуменных вопроса:
Неужто необходимо постоянно твердить о том, что прекрасно видно на экране, быть назойливым поводырем зрячих?
Неужто все, что содержит в себе футбол, чем он берет за душу, умещается в нескольких плоских сентенциях, навязших в зубах, повторяемых из матча в матч да так многозначительно, словно они открылись сию минуту?
Неужто футбольная тема настолько простовата и специальна, что может обойтись без услуг русского литературного языка, довольствуясь убогим жаргоном, смесью из терминов и дежурных, служебных слов?
Никогда я не считал для себя возможным разбирать практику действующих комментаторов. Суть в уровне профессии. О том, что он занижен, постоянно думаешь, когда идут интеллигентные передачи «Международная панорама», «Театральные встречи», «Кинопанорама», «В мире животных», «Клуб путешественников», «Музыкальный киоск» Разве не заслуживает футбол при своей неохватной аудитории комментария, который бы его не принижал, не оглуплял, а возвышал?
И меня подзуживало вести эксперимент на себе самом, хоть в какой-то мере разведать возможности телекомментария, чтобы судить о нем не отвлеченно, не со снежных вершин, а реально, пройдя через тернии, сопутствующие комментаторам. Увы, слишком отрывочными, разрозненными оказались мои редкие пробы. Выводами похвастаться я не мог. Но скрытые, втуне пропадающие возможности намекали о себе, поддразнивали, хотя в руки и не давались.
Потому я и соглашался комментировать, когда бы мне ни предложили. Согласился и перед отъездом в Мексику.
Как было заранее обусловлено, в ночной Москве записывали всю встречу, чтобы показать ее вечером. Напрашивалось начать репортаж с рассказа о том, что тринадцать лет назад на этом самом стадионе «Халиско» происходил редкостный матч Бразилия Англия, когда на поле блистали Пеле, Тостао, Жаирзиньо, Герсон, Чарльтон, Бенкс, Мур, Болл, что в ворота, которые слева, Жаирзиньо вколотил мяч с неповторимого по великодушию паса уступки Пеле, что после на чемпионате ни один матч этому и в подметки не годился, настолько были хороши обе команды, английская, еще в звании чемпиона мира, и бразильская, рвавшаяся к этому званию. Все это я и сказал, желая подчеркнуть значение матча юниоров, которым выпала честь играть на том же самом поле, в кольце тех же пестрых, взрывающихся трибун. Обычно смутно помнишь, что было сказано во время репортажа, но тут я надеялся, что волновавшие меня самого воспоминания пришлись к месту. Я даже, может быть и наивно, полагал, что этим вступлением произведу впечатление на слушателей, а остальное менее важно.