"Наблюдение различных предметов природы, которые вообще принято называть предметами прекрасными, убеждало стоических философов в том, что, по-видимому, все такие предметы своим непременным условием имеют столько же порядок, пропорциональность, гармонию и симметрию своих внешних частей, сколько ту особенность, что внешние формы предмета находятся в полном прямом соответствии с внутренней идеей, внутренней сущностью вещи и ее природным назначением"{26}.
Выставляя подобного рода тезис, А.М.Миронов не отдает себе никакого отчета в том, что этот тезис не является ни специально историческим, ни даже специально античным.
6. Другие авторы
Н.В.Самсонов, отдавший дань некритической традиции падения эстетики и философии после Аристотеля, тоже из всего раннего эллинизма останавливается только на стоиках, но удивительным образом изложение стоической эстетики у Н.В.Самсонова представляет собою почти буквальное воспроизведение указанных выше лекций А.М.Миронова{27}. Тут тоже некритический термин "природа", тоже о смешении эстетики с этикой, тоже о совпадении формальной стороны искусства с его идейной стороной и все другое, о чем говорил А.М.Миронов.
Наконец, ряд ценных
другие же излагают его в традиционных тонах и совсем не делают никаких эстетических выводов{34}.
Гораздо ближе к формулировке стоической философии подошел А.Ф.Лосев, но и он в связи с необходимостью давать только самую общую картину античного стоицизма для целей "Философской Энциклопедии" не мог изложить всех эстетических выводов из логики стоиков. А.Ф.Лосев правильно выдвинул в логике стоиков на первый план учение о словесной предметности (lecton), отличной как от звуков, этих орудий высказывания, так и от физических предметов, которые обозначаются в слове. В связи с этим выдвинута и система смысловых отношений, характерная и для лек-тон и для физических предметов. Для эстетики стоиков такая логическая и словесная теория, как мы увидим ниже, играет решающую роль{35}. Необходимо сказать, что о стоическом учении о лектон и о системе смысловых отношений как о наиболее зрелой познавательной картине действительности А.Ф.Лосев заговорил в советской литературе на основании прямого изучения древнегреческих текстов и без всякого влияния со стороны представителей математической логики, в которой данный автор даже и разбирается недостаточно ясно. Но неожиданное подтверждение такого понимания стоицизма мы находим у математических логиков, которые возводят начало своей дисциплины именно к стоикам и с этой стороны дают им соответственное освещение. Действительно, то, что математические логики находят в античном стоицизме, это поразительно оригинально и заставляет оценивать все предыдущие изложения стоицизма как чрезвычайно наивные и убогие. Нас, конечно, будет интересовать не математическая логика, а эстетика. Но указать на эту изощренную логику стоиков необходимо уже сейчас, а изложим мы ее ниже в своем месте{36}.
2. Специальные историко-эстетические изложения
а) Л.Я.Зивельчинская посвящает эллинистически-римской эстетике довольно много страниц из своей общей истории эстетики. Общая оценка у нее эллинистически-римской эстетики уничтожающая. Она прямо пишет: "В области эстетических проблем стоики ничего не внесли, не сделали культурного вклада"{37}. И в другом месте: "Эпикурейцы, как и стоики, были бесплодны в области эстетики"{38}. Этому, однако, противоречит как большое количество сведений, даваемых в книге Л.Я.Зивельчинской об эллинистически-римской эстетике, так и признание новизны за этой эстетикой. Правда, в стоицизме, по традиции, выдвигается на первый план его практическая сторона и его этика. Тем не менее здесь мы читаем: "В этическом учении стоиков надо еще отметить тенденцию индивидуализма"{39}. Правда, остается неизвестным, как автор объединяет этот стоический индивидуализм с космополитизмом, о котором у этого автора сказано, что он является "единственным новшеством в принципах стоицизма"{40}.
Далее весьма странное впечатление производит в книге Л.Я.Зивельчинской распределение эллинистически-римских материалов. Во-первых, все они почему-то помещены в главе под названием "Эстетика Западно-Европейского феодализма". Во-вторых, после изложения феодализма в книге вдруг опять происходит возвращение к Псевдо-Лонгину и Плотину. И, в-третьих, совершенно невозможно уловить самого принципа распределения эллинистически-римских материалов. Если вначале даются сведения о стоиках, эпикурейцах и скептиках, то это понятно хотя бы уже только хронологически. Но почему дальше идет Плотин (III в. н.э.), а потом предшествующие Плотину на один, на два или даже на три века римские стоики, это уже совсем непонятно.
В соответствии со своим общим взглядом на эллинизм Л.Я.Зивельчинская никакой эстетики не находит ни у стоиков, ни у эпикурейцев. Вместо эстетики у стоиков фигурирует этика, и притом в максимально ригористическом виде. Теоретическое же учение стоиков, согласно этому автору, сводится к "механическому соединению" Гераклита, Анаксагора, Платона и Аристотеля.
В таком же эклектическом виде изображены здесь и другие представители эллинистически-римской эстетики, хотя кое-что изложено здесь и довольно подробно, вроде Псевдо-Лонгина или Плотина.