В поднявшейся суматохе не сразу обнаружили, что в аудитории стало на одного ученика меньше.
Полевая хирургия
Я падал на землю в позе парашютиста в
затяжном прыжке. Тело медленно отходило от болевого удара, искалываемое тысячами бодрящих иголочек. Вокруг продолжали бить молнии видимо, громыхавший вдалеке грозовой фронт наконец-то дошёл до окрестностей замка. Головная боль ушла, зрение работало удивительно чётко. Была видна каждая трещина на
Когда-то я это уже видел. Во сне, наверное? Вот сейчас нужно посмотреть направо
В грохоте сверкающих молний и шуме холодного ливня сложно различить крик сипухи, но сегодня это получилось бы у многих, находись они в этот момент под открытым небом. Да! Это небо вновь моё! Даже если бы я никогда не смог превратиться обратно я выбрал бы птичью долю вместо жизни без полётов. Как же здесь свободно!
Неладное я почувствовал не сразу. Сначала забурлило в животе. Многострадальную голову опять сдавило каким-то обручем. Внутренности задёргались, схватываемые сильными судорогами. Не понимая, что происходит, я на всякий случай начал снижаться вдруг откажут ещё и крылья И тут случилось невероятное: меня пробил понос.
Гадить мне нечем: я ещё ничего не ел и не пил в этой форме. Несмотря на это, птичье тело избавлялось от лишнего императивно и форсированно. Поскольку твёрдых излишков не было, извергалась жидкость. Поскольку лишней жидкости тоже не было, она бралась из крови и тканей. Поскольку процесс был форсированным и, по всей видимости, аварийным, тормозов у него не было.
Я бессильно упал на землю рядом с большой холодной лужей и немедленно начал лакать мутную воду. Жажда была чудовищной: так, говорят, умирают больные холерой от быстрого фатального обезвоживания, а не интоксикации. Утихшие было бесплодные судороги возобновились с новой силой. Очень скоро водопой пришлось повторить. Бесконечно так продолжаться не может: кроме жидкости, нужны ещё и соли.
Я начал лениво обдумывать, не обернуться ли обратно, однако новая напасть заставила забыть о мелких неурядицах. Обруч-удавку, всё сильнее затягивавшуюся на голове, внезапно прорвало не иначе как выпущенным под кожу расплавленным металлом. Режущий венец заставил взвыть терпеть эту боль молча стало невозможно. В этом заблуждении я пребывал недолго до момента, когда из башки над переносицей начали вырывать добрый кусок кости с мясом.
Я забился и заорал, насколько позволяла моя совиная глотка. Это не помогло. Выворачивание шло толчками, и каждый последующий был больнее предыдущего. Словно десятидюймовый гвоздь, надежно вбитый в сосновый брус, дважды загнутый, проржавевший и вросший в дерево, некто равнодушный подцепил гвоздодёром и медленно, по сантиметру за раз, с визгливым скрипом вытягивал наружу. Гвоздь сопротивлялся, выпускал шипы и норовил порваться, пожертвовав частью ради оставшегося в дереве куска, но вивисекторский инструмент находился в руках опытного плотника, который хорошо знал своё дело.
То, что операция проходила без анестезии, а умеющее чувствовать дерево не может провалиться в спасительное беспамятство, никого не интересовало.
Не помогло бы здесь беспамятство. Эта боль достала бы и в коме, поскольку не была связана с нервами и рецепторами.
Под холодным дождём, на пожухлой траве, в луже и постепенно смываемых нечистотах билась в агонии и жалобно кричала одинокая сипуха. Оперение и пух насквозь пропитались водой и походили на износившуюся мочалку. Сейчас птица представляла собой лёгкую добычу для любого хищника, бродячей собаки или даже крысы. К нашей удаче, у всех местных хищников, дворняг и грызунов сегодня были неотложные дела в других местах. Самая умная и опасная крыса, например, в настоящий момент проверяла безопасность разведанных много лет назад путей на кухню и продуктовые склады в Хогвартсе.
Через некоторое время крики и трепыхание прекратились. Сова лежала без движения, подвернув под себя голову и раскрыв в бессилии клюв, словно пыталась вдохнуть в лёгкие хоть немного ставшего непослушным воздуха. Дождь продолжал смывать с земли лишнее. Рядом с птицей лежал почерневший, будто измаранный в несмываемой угольной копоти, маленький венок из некогда белых звёздчатых цветов.
* * *
Когда я очнулся, дождь уже перестал идти. Судя по начавшему подсыхать пуху не менее часа назад. С трудом подтянув крылья, я как мог отряхнулся. В голове стояла звенящая ясность и лёгкость. Ничего не болело, но весьма донимала общая слабость. Поесть бы
С трудом подлетев на ближайший куст, я огляделся. Похоже, это окрестности Хогсмида деревушки-спутника, полностью специализирующейся на обслуживании жилого населения Хогвартса. И до указанного Хогвартса я оглянулся в другую сторону нет, не дойду. «Сколько может *пройти* сова»? Я, дурак, считал это удачной шуткой. Сил на оборот нет, сил
на полёт тоже нет. Не магических сил Источник Хогвартса рядом, мой резерв уже наполовину полон; не хватает обычных сил организма. Если обернуться принудительно возможна гипогликемическая кома. Да и обернись я пешком идти полторы мили, потом терпеть тупые придирки всех встреченных преподавателей, которые в результате отправят отбывать очередное наказание голодным Да пошли они все!