А какой у нас выбор?! почти крикнул Проныра, перебивая бездушную статистику. Его голос дрожал от смеси отчаяния и новой, злой решимости. Прятаться здесь, в этой сахарной тюрьме?! Ждать, пока он нас не найдёт и не сотрёт, как грязь с сапога?! Или пока я, он ткнул себя пальцем в грудь, не пересыплю солью весь сахар в этой вселенной от тоски?! Мы должны вернуться. К Хронометру. Туда, где всё это началось.
Он замолчал, тяжело дыша.
Хватит бегать.
Тишина, что наступила после, была гуще и тяжелее ночной тьмы. Смерть долго молчал, и Проныре показалось, что он слышит, как внутри этого скелета с тихим скрипом вращаются космические шестерни, пересчитывая вероятности. Мир замер в ожидании. Даже сверчок в траве, кажется, притих.
Наконец, Смерть вынес свой вердикт. Одно-единственное слово, прозвучавшее в голове Проныры, как удар молота по наковальне.
ПРИЕМЛЕМО.
Облегчения не было. Только ледяной холод в животе. Он впервые сам выбрал путь. И этот путь вёл прямо в пасть чудовищу, которое он сам и породил.
Мир вокруг них дрогнул, смазался и потёк, как акварель под дождём.
Возвращение было похоже на удар под дых. Они не просто появились
в Анк-Морпорке. Они в него ввалились.
Хаос изменился. Он повзрослел. Если раньше это были детские шалости мерцающие здания, внезапные запахи, то теперь реальность, похоже, устала от неопределённости и начала принимать окончательные, но чудовищные решения. Парадоксы перестали быть случайными. Они начали срастаться.
Они стояли посреди Латунного Моста, и первое, что ударило по Проныре, был даже не вид, а вкус. Воздух Анк-Морпорка теперь можно было жевать. Густая, маслянистая взвесь ложилась на язык привкусом подгоревшей карамели, ржавого железа и чего-то неописуемо древнего, как пыль, вытряхнутая из савана тысячелетнего мертвеца. От этого вкуса мутило и вела кругом голова.
Проныра сплюнул. Слюна была вязкой и отдавала медью то ли от ржавой пыли, висевшей в воздухе, то ли от того, что его собственные дёсны решили, будто сейчас самое время немного покровоточить от ужаса.
Чтоб меня прохрипел он, оглядываясь.
Слева, там, где должна была находиться Гильдия Алхимиков, теперь стояло приземистое здание, которое было одновременно и Гильдией, и городской скотобойней. Из его окон валил густой, фиолетовый дым, пахнущий серой, аммиаком и свежей кровью. Из-за угла доносилось мычание, которое резко обрывалось звуком, похожим на удар молнии.
Справа, где текла ленивая река Анк, творилось нечто невообразимое. Река теперь текла в обе стороны одновременно. Два потока грязно-коричневой воды сталкивались в центре, образуя медленный, чавкающий водоворот. В нём, тяжело переворачиваясь, плавали рыбы с тусклыми, мокрыми перьями вместо чешуи и чайки, которые бестолково гребли лапами, покрытыми плавниками.
Город больше не мерцал. Город гнил заживо.
ОН СТАБИЛИЗИРУЕТСЯ, констатировал Смерть, глядя на речной кошмар с бесстрастным интересом патологоанатома. ВСЕЛЕННАЯ НЕ ТЕРПИТ НЕОПРЕДЕЛЁННОСТИ. ОНА ВЫБИРАЕТ НАИБОЛЕЕ УСТОЙЧИВЫЕ ГИБРИДНЫЕ ФОРМЫ.
Это он называет «устойчивым»?! Проныра указал дрожащим пальцем на прохожего, у которого из шляпы рос небольшой, но вполне здоровый кактус.
Они двинулись в сторону Незримого Университета, и это было похоже на экскурсию по чьему-то воспалённому бреду. Две практически идентичные версии сержанта Колона стояли у ларька Сомнительно-Но-Вкусных пирожков и яростно спорили.
Я тебе говорю, это была твоя очередь! кричал один Колон, тыча пальцем в грудь другому.
Моя очередь была в той реальности, где сегодня вторник! отвечал второй. А здесь, судя по запаху, уже как минимум четверг!
Проныра старался не смотреть по сторонам, но это было невозможно. Мир лез в глаза, в уши, в рот. Он видел, как стражник пытается оштрафовать собственную тень за неправильную парковку. Он слышал, как из таверны «Залатанный Барабан» доносятся одновременно три разные песни, сплетающиеся в чудовищную какофонию. Хаос перестал быть временной проблемой. Он становился новой, уродливой нормой¹.
Они наконец миновали площадь Медопатов. Стены Незримого Университета виднелись впереди. Они не мерцали. Они стояли незыблемо, но от этого становилось только хуже. Словно сам центр урагана был местом абсолютного, зловещего штиля.
Они вышли на площадь перед Университетом, и Проныра споткнулся. Не о камень, а о тишину. Весь тот балаган, вся какофония гниющего города здесь, у самых стен обители магов, стихала. Воздух терял свой отвратительный вкус, становясь просто прохладным и пустым. Квантовый Хронометр, который теперь был виден прямо с улицы сквозь просевшую, полупрозрачную стену, гудел ровно и низко. Этот гул подчинял себе всё пространство, заставляя парадоксы держаться на расстоянии.
Их ждали.
У подножия чудовищной машины, залитый ровным светом, от которого не было тени и слегка сводило зубы, стояла фигура в безупречно чистой мантии архимага. Джиминиус. Он был не один.
Рядом с ним, заложив руки за спину, стояли ещё двое.
Проныре показалось, что у него остановилось сердце.
Один из них был одет с иголочки в чёрную, потёртую кожу, отороченную стальными заклёпками. Его лицо было худым, жёстким, пересечённым парой бледных шрамов, а на губах играла ленивая, циничная ухмылка. Он смотрел на Проныру так, как мясник смотрит на тушу, прикидывая, с какой части начать. Это была Сила. Проныра-Глава-Гильдии-Воров.