Угроза прозвучала несерьезно. Он догадался, что Вишева изображает злость. Похоже, танец ей понравился. Почему б и нет? Он вел ее красиво, бережно, но одновременно страстно. Со стороны они смотрелись влюбленной парой, и пилоты за столами лишь качали головами. Умеет Борюш танцевать! Но как пилот говно, конечно
Музыка закончилась. Максим отступил на шаг и церемонно поклонился.
Мэм! Спасибо, мэм, что согласилась. Давно не танцевал с такой партнершей. Ты ас не только в небе. Я в восхищении!
В ее глазах мелькнуло что-то непонятное. То ли желание прихлопнуть наглеца из пистолета, то ли благодарность за непривычный комплимент. Наверное, прежний Борюш с его немалым опытом по женской части в этом разобрался
бы, но нынешний остался в неведении. Но своего Максим добился: назавтра Савиш сообщил, что коммандер ему полеты разрешила
Глава 5
Башня, я Шершень-шесть! Разрешите взлет.
Шершень-шесть, пошел!
Пока его Рейнджер не отдалился от авиабазы, голос руководителя полетов на КП слышен ясно. Все пилоты знают, что через час речь смешается с тресками и шипением эфира. До цифровой или, тем более, спутниковой связи эта цивилизация еще не доросла. Спутники есть, конечно, но наземную приемо-передающую станцию не поднимет даже бомбардировщик. Что уж говорить о скорлупке, выделенной Борюшу.
Поймав команду «пошел», столь отличную от земных, он сделал то, о чем мечтал много недель двинул вперед рычаг управления двигателем, ощущая через перчатку на круглой головке РУД, как послушно набирает обороты турбина, как вибрирует самолет, выбрасывая назад факел пламени А потом отпустил тормоза.
Ускорением вжало в сиденье. Машина затряслась как в лихорадке от толчков на стыках бетонных плит.
Ручку чуть на себя и носовая стойка шасси поднялась. Почти сразу пропала тряска он в воздухе. Снова в небе! РУД на три деления на себя. Шасси. Закрылки угол ноль. Триммер. Тангаж плюс тридцать.
Думал, сложно будет летать на чужой планете, где даже меры длины и веса иные. Да какая разница! Он заучил, что скорость отрыва на взлете четыреста, и не важно это километров в час, миль в минуту или попугаев в единицу времени. Штурмовик, не обремененный оружием на подвеске, вспомнил, что родился когда-то истребителем, и радостно потянул вверх, когда указатель скорости едва перевалил за триста, не дождавшись положенных четырехсот.
Совершив несколько простейших эволюций, предусмотренных планом полета, Максим убедился в управлении Рейнджер не сложнее чешского L-39, привычного по училищу. Хотелось, конечно, покрутить бочки, выписать мертвую петлю. А еще круто взять вверх, чтоб почувствовать, на каком угле кабрирования происходит срыв потока, как ведет себя машина, теряя опору в воздухе, и как снова ее обуздать, если свалится в штопор.
Здесь, на относительном удалении от зоны боев, можно взмыть высоко без страха, что тебя ведет вражеский радар, а ракета земля-воздух неумолимо поднимает острое рыло в твоем направлении. Покрутившись над облаками, Максим взял курс на аэродром. На сегодня все. В следующих вылетах предстоит научиться красться, едва не задевая подвеской песок, ощутить кончиками пальцев, как толкает машину уплотненный воздух, сжатый между крылом и поверхностью. Опробовать виражи, когда законцовка крыла едва не скребет по траве. Договориться с двигателем как он быстро нарастит тягу, повинуясь движению ручки. Толкать РУД вперед приходилось осторожно, иначе запросто начнется пожар.
Как же просто было на поршневых самолетах с моторами, схожими с автомобильными! Хочешь скорость дави с нуля на полный газ. Турбореактивные двигатели требуют деликатности.
Именно деликатность продемонстрировал Максим на глиссаде. Вышел ровно к посадочному знаку, у которого бетон казался чернее ночи из-за тысяч ударов покрышками. Коснулся полосы без «козла», то есть без подпрыгивания, чем грешат неопытные пилоты, и мягко опустил переднюю стойку шасси. В «стойло» въехал с точностью до сантиметров.
В небе, в неотапливаемой холодной кабине, было лучше. Внизу, стоило стянуть шлем, немилосердно набросилась духота. Ночью прошел ливень, и к посадке Рейнджера бескомпромиссное южное солнце превратило влагу в пар. Пока техник приставлял лесенку к борту, Борюш почувствовал себя как в русской бане. Ну и что! Он был счастлив. Остальные проблемы ушли далеко-далеко. Так казалось.
На самом деле, они притаились ближе, чем представлял себе летчик. Вишева на КП опустила бинокль и повернулась к контрразведчику.
Капитан, это в самом деле Борюш? Тот неумеха, способный лишь кривляться на экране?
Так точно, мэм, удивленно ответил офицер. Документы я его проверил. Накануне был звонок из штаба ВВС. У меня нет оснований сомневаться.
А у меня они, похоже, появились. Ну-ка выйдем, капитан.
Офицер и дама-генерал покинули вышку
над зданием КП и спустились вниз, окунувшись в жаркое марево. Но, в отличие от дебютанта, сегодня впервые поднявшего в воздух старый самолет, они служили в Тангшере около двух лет и привыкли терпеть душное, влажное пекло, особенно тяжкое после дождей. Хотя и не пребывали в восторге от климата.